Альбина Нури - Малыш для Томы (сборник)

Юнона Ильинична Шварцман – так на самом деле звали будущую жену Савельева. Выйдя за него замуж, она сменила не только фамилию, но и имя. Отчество, правда, оставила.

Мать хотела дать сыну возможность сравнить – и трюк удался. Молчаливая, не слишком хорошо одетая Лида потерялась и поблекла на фоне соперницы.

Сейчас, спустя много лет, Юля казалась ему похожей на блестящую ёлочную игрушку, красота которой греет сердце только раз в году. А после – кому захочется доставать её из картонной коробки? Но в тот вечер Савельев был ослеплен и очарован.

Лида ушла из его дома и из его жизни тихо, никем не замеченная. Уволилась и исчезла. Он не бросился её догонять, не искал встречи. Новый роман захватил, закружил его и вскоре вышвырнул на берег супружеской жизни – растерянного, очумевшего, но, впрочем, уже сознававшего, какого дурака свалял.

Четыре года назад Савельев встретил свою первую любовь на конференции в Смоленске. Только она была уже не просто Лида, а Лидия Семёновна Гладилова, известный невролог, замужняя дама и мать двоих детей – об этом Савельев узнал позже, вечером, когда они отправились в ресторан. Лида давно простила его, а он сидел и каждой клеткой ощущал своё ничтожество. Пил больше обычного, рассказывал пошлые анекдоты, над которыми сам же и хохотал, то и дело принимался вспоминать вызывающие неловкость подробности их свиданий, а закончил тем, что попытался поцеловать её прямо за столиком. Лида молча стряхнула его руки, встала и ушла.

В комнате быстро темнело. Савельев лежал и думал, что Лида была единственной, кого он по-настоящему любил. («Интересно, почему о самых искренних чувствах мы обычно говорим так пафосно и безвкусно?») Но при этом никого и никогда не обижал сильнее, чем её.

Юля вернулась домой в седьмом часу. Заглянула в комнату, осведомилась, почему он в постели и готовить ли на него ужин. Вместо ответа он спросил:

– У тебя что, любовник есть?

Хотя прежде следовало бы спросить себя: «Меня это хоть немного задевает?» Ответ оказался бы отрицательным.

Сам он постоянно изменял жене. Интрижки были мимолётными и безликими, ничего не стоящими и не оставляющими шрамов на сердце. Любовницы Савельева были похожи друг на друга и на Юлю: ухоженные, прагматичные, остроумные, знающие цену и себе, и Савельеву, и их отношениям.

– С чего ты взял? – Слова прозвучали вяло, будто Юле было лень оправдываться.

– Ни с чего. Забудь, – он повернулся на другой бок.

Ему тоже было лень выводить жену на чистую воду, устраивать сцену, да и вообще говорить.

Юля недолго постояла на пороге, вышла и закрыла за собой дверь. Спустя некоторое время до него донеслись звуки заставки популярного ток-шоу, которое жена смотрела каждый вечер, не пропуская ни одного выпуска. Савельев представил, как герои сейчас начнут трясти на публике исподним, ведущий – натужно им сочувствовать, а зрители в студии и эксперты – выпрыгивать из кожи, лишь бы подольше задержаться на экране, и ему стало совсем тошно.

Он накрыл голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Вскоре заснул, и ему приснилась Лида. На ладони у неё сидел домовой и болтал ножками, обутыми в лапти.

Следующее утро для Савельева не наступило.

В день похорон вдова, наряженная в элегантное тёмное платье, аккуратно промокала в меру покрасневшие глаза платочком, прижимала к груди руки и печально произносила на выдохе, что Бог всегда забирает самых лучших.

Посреди прихожей торчал чемодан. Огромный, тёмно-красный, с блестящими металлическими замками, толстыми ремнями и массивной ручкой. Едва шагнув за порог, Фанис наткнулся на него взглядом и недоуменно хрюкнул: что ещё за чёрт?! Давным-давно Аида, неизвестно для какой надобности, купила кожаного монстра на распродаже. Вроде бы разумная, практичная женщина, а иной раз такое учудит – тушите свет.

Взять хотя бы этот чемодан. Бесполезная трата денег! Всё равно они никогда никуда не ездили, разве что в деревню Урмановку, где доживала свой раздражающе долгий век тётка Фаниса по отцовской линии. Отец умер много лет назад, Мадина-апа приходилась ему двоюродной сестрой. Мать настаивала на обязательных поездках в Урмановку, называя их «контролем ситуации». Других родственников у тётки нет, а дом крепкий и сама Урмановка – недалеко от города. Есть, в общем, что контролировать.

Заезжая проведать тёткино имущество, чемодан, разумеется, не брали. Так и скучал ненужный сундук на антресолях: Аида хранила в нём какие-то тряпки.

– Адик! – зычно позвал Фанис, разуваясь и пристраивая на вешалку бейсболку. Достал с полки домашние тапочки, оглядел себя в большом зеркале. Отразившийся там круглолицый бровастый мужчина с короткой стрижкой-площадкой был приземист и пузат. Клетчатые шорты до колен и ярко-жёлтая футболка смотрелись на коренастой квадратной фигуре комично, но Фаниса это не беспокоило. Что ещё прикажете носить в такую жару?

– Чего чемодан-то вытащила?

Молчание. Из глубины квартиры доносилось легкое гудение душевой кабины, слышался характерный шелест: вода с тихим «п-шшш-сссс» лилась из широкой круглой насадки на акриловый поддон. «Помыться решила, – сообразил Фёдор. – Чего вдруг среди бела дня?»

Он заглянул в комнату, потом двинулся на кухню. Всё как обычно: почти стерильная чистота, каждая вещь строго на своём месте. Сразу видно, что жена работает старшей медсестрой в хирургии. Страсть к чистоте – это Аидина профессиональная болезнь, говаривал Фанис.

Сегодня у неё выходной, наверняка что-то вкусненькое сварганила. Готовит она – ум отъешь! Фанис причмокнул, предвкушая удовольствие. Направился к плите и заглянул в большую зеленую кастрюлю с прозрачной крышкой. Пусто. На всякий случай открыл духовку – тоже ничего. Да и не пахнет едой.

Вода перестала шуметь и через пару минут Аида вышла из ванной. На ней был светлый легкий сарафан с пышной юбкой ниже колен – такие романтичные, подчеркнуто женственные фасоны особенно шли жене. Она звонко щёлкнула выключателем, обернулась и увидела Фаниса. Сильно припадая на правую ногу, проковыляла на кухню и вымолвила:

– Привет.

«Чего чемодан-то выволокла? И пожрать ничего нету!» – собрался сказать он, но отчего-то промолчал. Было в её облике что-то незнакомое. Чужое. Как себя вести с этой новой женщиной, Фанис пока не знал.

Вроде всё та же: густые, слегка вьющиеся, тёмные волосы, забранные на затылке в пышный «хвост». Открытый чистый лоб. Глазищи – карие, серьёзные, огромные, как чайные блюдца. Лицо тонкое, каждая чёрточка будто нарисована тушью на листе белоснежной бумаги. Красивая женщина: кто на фотографии видел, в один голос восхищались. А встречаясь вживую, отводили взгляд. Жалели – кто её, а кто Фаниса.