Жука Жукова - Аристократка на мели

А это не тыл, это – жопа.

Недавно с подругами встречались – у одной муж бьет ее, у другой второй год на работу устроиться не может. Обе сидят, замызганные жизнью, и третью жалеют – от нее муж ушел. Квартиру ей оставил, алименты платит, детей в художку возит, но все равно так жалко ее – как же она теперь одна-одинешенька.

Домой придет, а никто не орет, вещи в шкафу лежат ровной стопочкой, как и оставила, по телику что хочешь, то и смотри, можешь даже «Евроспорт» совсем с пульта убрать – и ничего тебе не будет. Такая тоска, как жить?

Еще одна одинокая по свиданиям бегает, вторую половину ищет, мне рассказывает: «Ювелиркой закидали, рестораны надоели, то Бали, то Мальды… Так хочется размеренной семейной жизни! Вот как у тебя. Просто чтобы милый рядом, чтобы голову было кому на плечо положить, грел чтобы кто-нибудь. Ты же меня понимаешь…»

Конечно, понимаю. Встали вчера, ну позавтракали, ну телик посмотрели, убрались… прям убрались. Убралась я, он апгрейд ноута делал. Потом в «Ашан» поехали, сами затарились и для мамы его полтелеги. Перегавкались, как собаки. Макароны забыли купить… Домой вернулись, стали ужин готовить, помирились кое-как.

Решила романтики добавить, выхожу из душа в полотенце, а он ручки под щечку сложил и спит, комп под брюхом, наушники сползли. Посередине, сволочь, танкового боя уснул, однополчан своих подвел, что уже обо мне говорить.

Сидела и полночи думала – может, мне его придушить? Я тоже хочу, чтобы меня жалели, а то мне все только завидуют.

Представь, что ты жук и тебя в коробочку сажают из-под спичек. И еще одного незнакомого жука подсаживают. И тесно вам вдвоем там, и неудобно, вы то друг по другу проползете, то он тебе на ногу наступит, то просто тупит – бесит несказанно.

Но ты по сторонам смотришь и видишь – все жукообразные вокруг либо уже так живут, либо стремятся так жить. А твоя подруга фасеточные глаза щурит, завидует – у тебя теперь коробочек свой, и свой жук в нем живет.

Лампочку можно поставить, чтобы как у соседей, коврик под ноги положить. Шуршать, в общем, начинаешь, обустраиваться.

А счастья нет.

И тут вдруг узнаешь, что на другом конце поляны такие же жуки, как ты, в коробке из-под обуви живут. Шикарная коробища «Prado», внутри полный фарш, стены белые с золотыми полосками. Места полно – можно вообще со своим жуком пузатым не встречаться, в уголок забиться и шторку на окно плести тихонько. Никто не станет трогать.

И ты жучару своего в бочину лапой – давай такую же мне, чтобы не хуже! Я «Джими чу» люблю, учти при выборе. А жук твой возится, бухтит: «Да что тебе вступило? Дура, живем нормально. Другие вообще в дупле ютятся и ничего, а тебе вечно что-то подавай».

Но ты уже мечтаешь, как в элиту жучью вольешься. Из травинки бусики сделаешь, чтобы ахнули все.

Ну а потом что? Переезжаешь в коробку, правда твой до «Джими чу» не дотянул (говорила мама, не выходи за майского – всю жизнь маяться будешь), пришлось взять из-под сандалий «Зебра» и у мамы занимать, но все же. Можно выдохнуть.

Но счастья нет.

И тогда ты узнаешь, что под пеньком живет пожарник. Роскошный жук в малиновом прикиде. Галантный, яркий. Огонь – не жук! И он посматривает на тебя, вниманьице оказывает. А ты давно махнула на себя всеми лапками, аж стыдно – коробка, жучата, круговерть.

И ты идешь к бронзовке, там салон: массаж жучиных лап, примочки из шалфея…

Не стыдно чтобы под пеньком пройтись туда-сюда, закрылком повести, почувствовать себя богиней…

Ну а потом ты вспоминаешь, что ты коровка БОЖЬЯ. А значит, так негоже…

И счастья нет.

Я очень бескомпромиссная и принципиальная.

Вот, например, такой случай был. Все на планерке сидели, и главный босс во главе стола. И у него рожа красная, потому что он злой. Прям рот открыл и давай на всех орать.

– Я вас всех уволю, выкину как щенков к чертям собачьим.

С матом и оскорблениями.

Я сижу, думаю: «Вот мудак. Просто самый мудищный отвратительный мудак, и работа тут мудацкая, и я давно уволиться хотела, вот как раз случай подвернулся. Сейчас планерка закончится, я дойду до своего стола, вещи соберу и смотаюсь. Даже зарплату брать не буду. Потому что нет сил терпеть это жирное чудище. Жизнь у меня одна, я творчеством хочу заниматься в компании приятных мне людей, а не краснорылых говнюков, ничего не смыслящих в искусстве».

А этот боров верещит, не успокаивается, уже на личности стал переходить. Одному орет что-то там про мать и про их тесные взаимоотношения, другому обещает сперва ко рту приложить гениталии, а потом к жопе.

Я уже голову вжала в плечи, думаю, сейчас до меня дойдет, а я ему прямо в рожу в его красную выкрикну: «Сучий ты козел, тупой высерок. Заткни свою хамскую пасть. Вот как ты меня достал, вот как!!!»

Все равно я тут больше работать ни на секунду не останусь, хоть злобу выплесну, сэкономлю на психиатре.

Но до меня очередь не доходит, потому что он вдруг резко вскакивает и, рискуя инсультом, верещит:

– А ну все вон отсюда. Все! Все! Чтобы духу… Чтобы я вас не…

И мы встаем все и выходим. И я думаю, что вот сейчас соберу вещи, дождусь его в коридоре и выскажу ему все, что за год накопилось, и потом еще плюну в харю.

Он садится за стол, жирными глазенками смотрит на меня и говорит:

– А ты куда собралась? Ты единственный человек, который здесь работает! За всех этих дармоедов бездарных пашет! И как еще терпения у тебя хватает не встать и не высказать этим остолопам в их тупорылые лица.

И я сажусь обратно и думаю: «А ведь он тысячу раз прав, этот тонкий, мудрый, проницательный человек с безупречным вкусом. Почему я молчу и позволяю всяким козлам ездить на себе? Ведь я же королева. И на хорошем счету у начальства… Вот сейчас подсяду к нему поближе и попрошу, чтобы он всех уволил, а некоторых даже трахнул».

Почему нельзя по-честному? Ртом проговорить.

Открыть его, сказать «а», закрыть – открыть, сказать «я», закрыть снова, опять открыть, сказать «хочу!» И все. Это же просто.

Вместо этого она закатывает глаза. И молчит. А он не понимает, но чувствует: что-то не так.

Он открывает рот и спрашивает:

– Что-то не так? – Он-то нормальный.

С ней трудно, но объяснение есть, оно вполне логичное: она – женщина.

А она вертит головой:

– Да нет, все хорошо. Слегка с нажимом на «хорошо», чтобы сразу стало понятно: все очень-очень нехорошо, скотина ты тупая.

И снова закатывает глаза. Ну неужели ему не ясно, что она хочет цветы и туфли. Это же так просто.

Они мимо витрины проходили, и она на них смотрела. Нет, вернее не так. Она на них СМОТРЕЛА. Он что, слепой? Она не хочет выпрашивать, она хочет, чтобы он догадался и сделал сюрприз. СЮР-ПРИЗ! Это сложно?