Гай Себеус - Эмоциональная диверсия

– Странный ты, очень странный!

Маленький худой Возница смотрел на рослого Перегрина, как старший и разумный на никчёмного, нежизнеспособного недоумка.

– Ну, ничего, ребёнка всё равно нужно отыскать – тут я с тобой согласен. Не видел, какие у неё глаза, но, думаю, придётся постараться. Чтоб потом не жалеть…

Возница вышел. А Перегрин с недоумением заключил.

– Говорит, что я странный. А сам несёт полную ахинею: я ему про дело, а он мне про глаза! Дурачок чумазый! И перстень не взял, а клянчил: «Заплати, да заплати!»

Через несколько дней Возница вернулся под вечер, усталый и злой. И, даже не спросив постояльца, как тот себя чувствует, буркнул.

– Пойдём, я нашёл.

– Ты нашёл мою дочь? – изумился Перегрин. – Так быстро?

– Ну, да. Я ж обещал. Пойдём. Надо сделать всё поскорей, пока они вышли.

– Кто они-то?

– Не важно. Давай, пошевеливайся!

Он помог скособоченному от боли и повязок Перегрину взгромоздиться на лошадь. Тот только охал, хватаясь то за сломанные рёбра, то прижимая увязанную в лубок руку.

Дорога не заняла много времени, довольно быстро они въехали в безлюдное селение. Тихим шагом добрались до укромного турлучного домика и спешились. Возница вошёл в него бесшумным шагом. Перегрин, с трудом сдерживая стоны и подбирая повязки, еле ковылял следом.

В нише, перед фигурками богов, горел огонёк масляного светильника.

Крошечный ребёнок, укутанный в белые пелёнки, лежал в плетёной корзинке и спал. Рядом никого не было.

– Твой? – Возница требовательно упёрся взглядом в Перегрина.

– Откуда ж я знаю, мой или нет? – громче, чем можно было, от растерянности вскрикнул Перегрин. – Я же его ни разу не видел! А почему он такой мелкий? Что тут можно разобрать?

– Тише ты, не ори! Забыл, что не у себя дома?

– Да-да, конечно… Я молчу! А можно спросить у этих людей, откуда он у них? Так и узнаем: мой или не мой!

– Как же, скажут они тебе! Ладно, рискнём, хуже не будет!

Возница схватил ребёнка на руки, вышел наружу и с поклонами закричал на три стороны: «Волчица принесла волчонка!», «Волчица принесла волчонка!», «Волчица принесла волчонка!».

Перегрин присел от неожиданности. А ребёнок проснулся и, несмотря на малость, реванул на всю округу, встревоженный бесцеремонным с собой обращением.

– Не ошиблись! – увидев его глаза, удовлетворённо пробурчал Возница.

Из самого высокого дома, перед центральной площадью поселения, выскочили люди и, размахивая руками, с воплями: «Чужие! Чужие!» – бросились к ним.

Пора было удирать.

Перегрин беспомощно переминался с ноги на ногу. Он давно бы уже схватил свёрток и прыгнул на коня, но понимал: без помощи не справится. Приходилось ожидать спасительной поддержки от опытного спутника.

Но тот повёл себя непредсказуемо: несколькими прыжками влетел в дом, вложил младенца в корзинку и рявкнул.

– Бегом! По коням!

– Куда «бегом»? Ты что, сдурел? Надо было по-тихому забрать его! Зачем орал? Зачем ты его туда вернул?

– Забрать младенца? На что он тебе? – вопил Возница, толкая нелепо растопырившегося Перегрина к коню.

– Мне ребёнок нужен! Зачем ты кричал, созвал всех? – возмущался тот, разрываясь между ребёнком и необходимостью бежать.

Наконец Вознице удалось бесцеремонными пинками, с помощью подставленного колена и плеча взгромоздить Перегрина на коня. Сам он взлетел на своего мигом и сразу жестоко огрел обоих животных и подбежавших преследователей плетью. Кони понеслись, не чуя земли.

Только оказавшись далеко в степи, они перешли на медленный шаг.

Ночь укрыла всадников.

Погони не было слышно. Видимо, поняв, что незваные гости ничего не украли, хозяева сочли преследование излишним.

Перегрин, возмущённый бесполезным риском, швырялся сорванными повязками, орал, рычал, осыпал спутника бесчисленными оскорблениями, пересыпая их жгучими сожалениями.

– Дохлый чёрт, недолугий! Что ты наделал! И зачем я только связался с тобой! Ещё в первый раз, когда увидел, сразу подумал, что от такого грязного урода ничего хорошего не дождёшься! Так и вышло! Никчёмный заморыш! Только на коня твоего рослого купился! Да что толку в коне, если у всадника головы на плечах не хватает! Ещё и заплатил ему! За что? Всё, всё испортил! Всю жизнь мою загубил! Убил бы тебя, гада ненавистного!

Обескураженный Возница держался на всякий случай в стороне и не вступал в разговор, обдумывая услышанное. Только увидев, что бедняга Перегрин обвис на коне и, видимо, близок к обмороку, подъехал ближе. Начал нерешительно.

– Я думал, ты ищешь ребёнка, для того, чтобы известить всемилостивых богов о его рождении и просить взять под своё покровительство! Это не было сделано при рождении, но необходимо! А теперь всё в порядке. Ты можешь быть совершенно спокоен.

Высказавшись, отъехал на безопасное расстояние, потому что Перегрин горестно встрепенулся:

– Как могу я быть спокоен, если ты совершенно по-дурацки привлёк внимание всей деревни своими никому не нужными воплями? В то время как надо было только забрать ребёнка, чтобы никто этого не заметил! Забрать! И всё!

– Так тебе нужен младенец?

– Да! Мне казалось, именно для этого мы туда и ехали!

– Тогда я неправильно понял тебя. Надо было ясней высказываться! А то бубнит еле-еле!

– Я ж просил тебя. Ты денег хотел за это. Куда ясней?

– Я денег просил за проведение первичного обряда посвящения твоей дочери в Белоглазые таны. Что и сделал. Весьма достойно сделал, заметь, несмотря на опасность!

– Чего-чего? Какие там ещё «таны»?

Возница закатил глаза.

– Боги! Зачем вы наделяете немереной милостью тех придурков, которые всё равно не в состоянии оценить ваших даров?

– Ах, ты гад! Ты ещё и увиливаешь? – Перегрин бросился на него с кулаками. Но забыл о собственных ранах. Он свалился с коня с таким звуком, что можно было предположить, что встать ему уж не придётся.

Возница молча постоял над ним, однако помогать не стал: захочет – сам встанет. Выживать должны сильнейшие. А доля слабаков – освободить зря занимаемое место.

Невозмутимо разжёг костёр и достал припасы из засмоктанной сумки, привязанной к седлу. Он долго сидел, размышляя в одиночестве, раскладывал на листах лопуха поджаренный сыр. Потом, уловив шевеление, заговорил.

– Глупец! Зачем тебе этот назойливый пискун? Я могу дать тебе подобных дармоедов из собственной семьи – сколько хочешь!

– Зачем мне твои? Мне свой нужен!

– Ты же собирался идти дальше на север! Как ты думаешь идти с грудным младенцем на руках? И себя измучаешь и его не сохранишь – всё равно не выживет! А там, в деревне, его вырастят, выкормят, там женщины его поднимут – будь уверен, этому ребёнку умереть не дадут!