Дана Арнаутова - Мост четырех ветров. сборник рассказов

– Что до остальных сторон, то время у вас еще есть. Используйте его с толком, юный мастер. И главное – продолжите образование… А теперь простите, но рассвет уже близко. Время гасить фонари…

Мариуш молча сидел на парапете и смотрел в спину удаляющемуся призраку. Фонарщик, надо же. Выходит в сумерках и уходит в них же… Химеры, окружив создателя, проводили его до границ моста. Две, возвращаясь, прошествовали мимо Мариуша: под бронзовыми шкурами переливались мышцы, толстые лапы бесшумно и мягко ступали по граниту, длинные хвосты волочились по плитам. Одновременно вспрыгнув на пустые пьедесталы, химеры совершенно по-кошачьи потянулись, выгибая спины – и застыли, отливая темной бронзой, как и положено.

Обернувшись, Мариуш посмотрел туда, где из-за острых крыш по небу плыли розовые полосы. Усталость навалилась внезапно вязкой тяжестью, залившей ноги, плечи, голову… Заныл ушибленный где-то локоть, ему отозвалось колено… Он медленно сполз с парапета, поднял обломок шпаги, когда-то – сто лет назад, не меньше – брошенный в кадавра. Видимо, небесное железо пришлось мостовым стражам не по вкусу. Несколькими шагами дальше подобрал и эфес с частью клинка. Пригодится – можно перековать… Подергал перстень Майсенеша – тот сидел, как влитой. Значит, придется что-то решать с наследством. Прошел по мосту до самого конца, еле передвигая ноги. Сошел на мостовую. Остановился. Перед ним, прямо посреди улицы, сидел кот. Тот самый, безусловно оставшийся на той стороне Кираны. А впрочем – что странного? Уж после всего, случившегося этой ночью…

– Доброго утра, сударь мой кот, – едва ворочая языком, проговорил Мариуш. – Я бы с радостью пригласил вас к мэтру Бельхимеру, отметить победу, но сами видите…

Кот, склонив голову набок, немигающими глазами рассматривал Мариуша. Некромант вздохнул.

– Впрочем, если вас устроит мое скромное жилище, сочту за честь. Там неплохой диван, а в очаге живет настоящая саламандра, так что он никогда не гаснет. И можно договориться с молочницей насчет сливок.

Двинув ухом, кот встал, потянулся, совсем как химера, и, повернувшись, пошел рядом с Мариушем по мостовой, розово-серой от лучей встающего солнца.

Она пришла в марте, вместе с первыми настоящими солнечными лучами, кошачьими концертами и анемичными букетиками первоцветов. Позвонила в дверь, терпеливо дождавшись, пока откроют, замерла на пороге, сверкая наглыми глазищами цвета морской волны. Штормовой волны, серо-зеленой. Высокая, тонкая, золотисто-рыжеватая: от растрепанной мальчишеской стрижки до облупленного носа, усеянного брызгами веснушек. Маечка. Джинсы… Улыбнулась слегка растерянно.

– Здравствуйте, а я из агентства. Можно?

– Проходите, – сказал он, отъезжая на коляске в сторону. Прикрыл за ней дверь, покатил следом.

Она шла бродячей кошкой: настороженно принюхиваясь к воздуху, робко заглядывая в щели дверей.

– Студия прямо по коридору, – негромко подсказал он.

– Ага, спасибо.

– Сколько вам лет?

– Семнадцать.

Обернулась, глянула тревожно.

– У меня разрешение есть, вы не думайте. Родители подписали.

Родители, разрешившие несовершеннолетней дочери работу модели ню? Он поморщился. Впрочем, с ним-то как раз безопасно, в агентстве отнюдь не дураки. Она тихонько толкнула дверь студии, осторожно переступила через порог.

– Ух ты… Красиво.

Студию заливал свет. Он долго мечтал о стеклянной крыше, чтобы солнце падало само: настоящее, живое, – но панельный дом… Пришлось ставить зеркала, сложную систему зеркал: пойманные лучи собирались в фокус или рассеивались – смотря чего он хотел. Эффектно, да. Особенно таким днем, когда в воздухе звенит и дрожит нежное весеннее золото, обливая ее кожу и волосы. Подняв тонкую руку, она полюбовалась игрой света.

– Чаю? – ровно предложил он. – Или будем сразу работать, а чаю потом?

– Не знаю. Как вам удобно.

На него она не смотрела, завороженная игрой отблесков. Молодая любопытная кошка, еще чуть – и стукнет лапой по солнечному зайчику… Он вздохнул.

– Тогда работать. Раздевайтесь.

Поставил уже загрунтованный холст, приготовил краски. Она торопливо разделась за ширмой, вышла уже готовая, в тоненьких плавках. Огляделась. Вопросительно глянула на него.

– На диван ложитесь.

– А как?

– Как удобно.

В кошкиных глазах мелькнуло удивление, к такому она явно не привыкла. Безразлично глядя на ничуть не смущенное лицо, тонкую шею и маленькую высокую грудь с розовыми сосками, он объяснил:

– У меня свой метод. Я пишу естественные позы. Так что ложитесь, как хотите. Можете двигаться.

– А разговаривать?

– Можно. А если надо будет молчать – я скажу.

Просияв, она запрыгнула на диван, подобрала ноги, улеглась набок. Подперла голову рукой, легко уронив другую на точеное бедро.

– А вы мне потом картину покажете?

– Нет.

– Вот и в агентстве так сказали, – расстроенно сообщила она. – Ладно, я просто спросила. Рисуйте.

И, как ни странно, замолчала. Минут на пять, рассматривая в это время студию, зеркальные пластины и светильники, трубки холстов и рамы, расставленные вдоль стен. Все работы – лицом к стене. Даже не шевелилась. Потом кошке стало скучно.

– А кем вы работаете?

– Разве не видно?

Краски ложились на холст ярко и точно, он увлекся, и вопрос пришелся некстати. Но раздражение в голосе ее ничуть не смутило.

– Если вы никому картины не показываете, значит, не продаете.

Покосившись из-под полуприкрытых ресниц, легла на спину, согнула ногу в колене, нахально закинув руки за голову. Он сглотнул, прежде чем ответить.

– Я продаю пейзажи, натюрморты.

– И за это платят столько, что можно жить?

Даже голову приподняла от любопытства, ожидая его ответа. Он вздохнул.

– Нет. Еще я работаю диспетчером. По телефону. Для меня – самое то. Еще вопросы есть? Про коляску? Личную жизнь? Планы на будущее? Давайте уж сразу.

– Нет, – буркнула она. – Никаких вопросов. – И с потрясающей последовательностью добавила: – А как вы моделей выбираете? По каталогу?

– По знакомству с директором агентства.

Она замолчала. И в этот раз молчала почти весь сеанс, нежась под лучами солнца, подставляя ему то круглое плечико и бедро, плавно переходящее в идеальную линию ног, то, перевернувшись на живот, гибкую спину и холмики ягодиц. Наверное, представляла себя в солярии или на пляже. А он работал, как давно уже не получалось: в полную силу, яростно, забыв обо всем, даже о времени. Хорошо, что заранее выставил таймер – знал за собой такую беду.