Влад Потёмкин - В гостях у императорской четы

– Император и императрица, – еще более зычно, чем ранее известил препозит и отойдя в сторону, как того требовал этикет уступил им путь.

Феодосий и Евдокия ступили на балкон, с полуоткрытых ртов вырвался невольный и восторженный «Ах!», ликующая лавина слилась в единый возглас и покатилась по залу.

Император и императрица взирали с высоты балкона, на колышущиеся море голов, тысячи глаз, которые устремили свои взоры на них.

Галла Плацидия была встречена воодушевленно, но не так энергично, как первые лица, зато детей приветствовали на «УРА» – под не смолкающие возгласы и крики восторга. Как только, ликование стало спадать, императорская чета стала спускаться по лестнице. И тут же, новый порыв эмоций захлестнул зал, всеобщий восторг и ликование побежало по рядам, вызывая у собравшихся живейший интерес.

Весь спуск по лестнице сопровождался восторженными, жгучими взорами и продолжительными овациями, «аханьями и оханьями», но лишь стоило им ступить на ковровую дорожку, как головы разом склонились в почтительном поклоне и далее царственные особы следовали по лабиринту склоненных лиц и почтительной тишины.

Валентиниан Плацид следовал за матерью, а замыкало шествие – Юста Грата вела за руку маленькую Лицинию. Строй низко наклонившихся голов придворных и гостей продолжал провожать их взглядом.

Тосты звучали один за другим:

– За императора!!

– За императорскую семью!!!

– За процветающую Византию!!!

Правило римских пиров: «Либо пей! Либо уходи!!»

Чтобы выглядеть пристойно присутствующие разбавляли вино водой. Всеобщая веселость не была маской. Гости, кроме, того как – пощеголять и представить себя в респектабельном виде – пришли еще, и праздновать… и отдыхать – это и было залогом энтузиазма – их не надо было веселить.

Большинство собравшихся знали толк в винах, картинах, архитектуре, драгоценностях и еде, поэтому императорские балы представляли собой – не сборище дилетантов, а представляли, вполне просвещенную и эрудированную компанию людей, знающих толк в искусстве но, даже отдыхая, они не забывали о своем благосостоянии.

Хальв вина водой не разбавлял, и предпочитал пить до дна, а вместо закуски занюхивал рукавом – в лучшем случае, чем-нибудь – солёненьким.

– Есть?? Зачем есть?.. – рассуждал конунг, – поесть я и дома могу, а вот такого вкусного вина – я уже вряд ли попью??

Бутылки, перед его глазами, ходили взад и вперёд, окорока летали, а мысли плясали.

Хальв вновь подошел к столу – за очередной добавкой.

– Подать чарку?.. – спросил виночерпий.

– Не против…

– Налить? – предложил тот же голос.

– А как же?!!

– Разбавить?

– Не надо!.. – отрезал конунг. – Спасибо приятель!.. – и он, тут же – одним махом, выпил.

Зная, что емкость пьющего, по римским законам не должна пустовать, тот же голос предложил:

– Добавить?

– Ага…

– Вам может быть с верхом?

– Может… – Хальв выпив, через какое то время, начинал пьянеть и погружаться в сон.

Конунг на протяжении всего праздника жил по курсу – быстро захмелев, он начинал медленно говорить и после небольшой добавки – отключался и мирно спал. Проснувшись, он не понимал: «Где он?..» Но сообразив, подзывал к себе, пробегающего мимо раба с подносом. Осушив несколько кубков, он начинал вновь пьянеть… что-то лепетать и уходил в очередную отключку.

Локки, увидев захмелевшего Хальва, решил к нему подойти.

– Заливаешь?..

– А то… – не внятно ответил Ирвинг.

– Уже опять, мямлишь? Не успел проснуться и уже готов??

Конунг отчетливо слышал вопрос и даже понимал его суть, но он, тут же, забыл его. Он осознавал, что его речь вышла из повиновения – это расстраивало его, однако он тотчас забыл и об этом и, обреченно склонив голову, уткнулся в свое предплечье и заснул.

Двое господ, не обращая ни какого внимания на странных приятелей, сыпали друг другу пошлые шуточки и анекдоты.

– А знаешь, какая разница между бутылочкой и милочкой?

– Догадываясь, но – всё же?

– Лишь в том, что одну затыкают пробочкой, а другую живчиком… – они весело захохотали, закусывая свои остроты куропаткой.

– А я смотрю, ты, всё также остаёшься верен излюбленному направлению в своей жизни – «по глубже завинтить живчика?»

Они опять дружно и весело засмеялись.

К ним, поздоровавшись, подошел человек в военном обличии.

– Аспар! – обратился к нему знаток пробочек, он держал в руке – теперь уже рябчика и вертел бедром пернатого направо и налево полный восторга. Бедро маленького рябчика больше походило на птенчика.

– Да, Апполоний, – согласился с его очередной шуткой Аспар, при этом широко улыбался.

– Удивительная вещь, – продолжал Апполоний Луций, махая бедром крылатого. – Птичка то – всего ничего, а вкусная!!! Максимильян, так звали, второго знатока и любителя анекдотов поддержал приятеля. И они теперь втроем – не сговариваясь, дружно захохотали.

Луций был настолько любезен и обходителен, что отказать ему в чём-то было просто не возможно. Поэтому, он считал лишним – держать дома стол, а предпочитал ходить по гостям и кормиться на стороне. Да, он и сам – очень любил ходить по гостям, и ни какие засовы не могли устоять, когда он включал свое красноречие – в народе его звали – «ВЗЛОМЩИК». Покидая хлебосольных хозяев, он хорошо подпитый и досыта наевшийся, чихвостил почём зря радушных господ. Величая их, тиранами и поработителями его свободы, не дающие ему возможности – держать свой стол и слёзно просил и даже умолял их – не поступать с ним – так больше ни когда и не затаскивать, его к себе насильственно в гости!

– Максимильян, а ты – все также, предпочитаешь обедать в половину, – спросил Аполлоний, как бы, между прочим. Максимильян, зная – его страсть к гостям ответил:

– Сейчас, столько работы, что я вообще не обедаю, а так – перекусываю, что-нибудь на ходу, не выходя из канцелярии.

Максимильян был начальником канцелярии военного ведомства. Аспар, до персидской войны был в его подчинении. На войне он и его сын – Ардавур взлетели – доросли до командующих армиями. И даже оба – один, меняя другого – успели побывать командующими фронтом. Теперь же они, как и он, подчинялись военному министру, что позволяло им – держатся на равных, хотя они знакомы были и раньше и даже дружили и продолжали дружить.

Аспар был из роксоланов. Но его род, спасаясь от гуннов, решил не идти на запад вместе со всеми аланами, а попросил убежище в Византии, поступив на службу в императорскую армию.

Отец Аспара – Ардавур Старший предложил аланским князьям объединиться против гуннов.

– Давайте, – сказал он, – отбросим наши ссоры и вражду на границе, а как разобьем гуннов, подымем их вновь, если захотим. Иначе погибнет «Царство Аланское», что никогда мы себе не простим.