Денис Запиркин - Сборник рассказов. Избранное. Они действительно начинают воплощаться

но приближаясь к этим темам, несмотря на аккуратность в обращении, он напрягался, замыкался и только намекал взглядом, что надо бы еще…

было странно и бессмысленно хотеть спрашивать его о смене трактовок, о переоценке ценностей, о том, что можно предпринять, мне так хотелось все это ему выложить как карты на гадальном столике, но я чувствовал, что это будет как-то не так.

его жизненный опыт, как оказалось, был на порядок длиннее, больше и серьезней моего, и я постеснялся начать разговор о спасении, о стрижке, ванной, переодевании, поиске работы и поиске нового пути.

мы раздавили ноль пять, выкурили полпачки, и я ушел.

а на следующее утро, выходя из подъезда, увидел стоящие перед дверью машины милиции и скорой помощи, куда мощные санитары запихивали тяжелый пластиково-матерчатый пакет.

мне не хотелось связываться и расспрашивать, но что-то кольнуло в животе, я догадался, по ком звонит колокол.

мы больше не виделись, и я не могу гарантировать, что это был он, его тело в мешке, меня быстро оставило чувство причастности к алкогольному отравлению-убийству.

я просто иногда возвращаюсь к тому вечеру и думаю о незаданных вопросах, непредложенных вариантах и о невоплощенных действиях.

моя истеричная и больная на голову подруга опять орет на меня и не дает написать этот текст до конца. три этажа вверх и три вниз давно уже знают мою историю, и перестали вызывать участкового, чтобы поговорил с ней и со мной о скандальном поведении хотя бы в ночное время. я сейчас закрою компьютер, накину найденный на помойке у дома пуховик, и наберу у церкви на чикушку. и какое-то время все будет как-то хорошо. я забуду о тех самых вопросах. от меня отойдут на безопасное расстояние варианты и альтернативы, возможности и шансы на спасение и на изменение. меня опять выставят из теплого храма крепкие ребята, верящие в нашего единого бога, спасителя и все такое. и я снова проскочу, сказав, что живу в этом подъезде, с доброй старушкой в какой-нибудь теплый подъезд.

и люди будут проходить мимо по ступенькам, перешагивая через меня, они не будут задавать вопросов, предлагать сигарет и тем более выпить.

а я и не стану просить.

мне так спокойней.

мне так удобней.

я не знаю, не чувствую и не верю, что все будет хорошо. я уже не в том возрасте и не с тем опытом.

мне не надо рассказывать душещипательных историй про спасение.

мне бы еще сто грамм, и все пучком.

да, да, уже иду, уже иду, прекрати орать, да сколько можно?!

закрываю.

выключаю.

сохраняю.

отправляю.

кому? куда?

вам.

ВАМ.

и поступайте как знаете.

Бог вам судья, а я ничего, я как-нибудь протяну, у меня тоже было светлое прошлое, я тоже талант, я тоже мог бы, и не лезьте ко мне с предложениями и беседами. дайте просто посидеть на картонке. есть закурить? – не спрашивайте, просто дайте. есть налить? – так наливайте. есть деньги? – нет проблем, я возьму, кто бы вы ни были, ведь на чикушку по-любому наскребем.

сейчас, еще пару слов. я снова открыл компьютер, пока она ушла голосить и плакать в ванную.

цените ваше время, вашу жизнь, ваши возможности и ваши шансы.

и да любите друг друга.

а я пойду искать того, кто начнет со мной разговор, может, нальет, может, даст закурить, и кого я не буду винить, если проблююсь до смерти кровью от алкогольного отравления в каком-нибудь теплом подъезде, где живут такие же приличные люди как вы, и каким когда-то был я.

только не говорите со мной о спасении.

пошли вы все нахрен!

сохранить. отправить. закрыть.

Этой ночью он видел странный сон. Он несколько раз просыпался, смотрел в окно, и сон испарялся как дым. Потом он снова засыпал, и видел то же самое. Многосерийные сны приходили к нему не часто. И этот был такой же. Засыпаешь, и снова видишь все то же самое с продолжением. Какие-то шары-ежики с колючками, которые он катает в своих ладонях, с надписями на каждом, лежащие на деревянной полочке. Непонятные события, яркие и сменяющие одно другое, и снова эти мячики, которые он берет с полки, катает, что-то видит, развивается какой-то сценарий, потом кладет шар на полочку, просыпается, засыпает, и снова берет в руки новую колючую сферу с надписью, видит новую историю, возвращает шар назад и просыпается. Сон долго и медленно таял, когда он окончательно открыл глаза, пытаясь удержать в памяти яркие истории. Но через полчаса все испарилось, оставив лишь поверхностные намеки от воспоминаний.

Он прошел мимо нее, о чем-то задумавшись. Сначала он ее вообще не заметил. Дул сильный ветер, какой бывает в метро из тоннеля. Его обдал едва уловимый запах перегара. Такое бывает в метро, и он, не придавая этому значения, сделал еще несколько шагов. Развернулся, чтобы посмотреть на часы в другом конце перрона.

Она не выделялась из толпы. Обычная джинсовая юбка. Обычные балетки. Обычные коричневые волосы ниже плеч. Обычные очки, придерживающие длинную челку.

Но взгляд, поначалу быстро скользнувший по ней, почему-то притянуло снова.

В ней что-то было не так.

Необычная худоба. Сморщенные ободки кожи над коленками. Неестественно темные круги под глазами, которые, скорее всего, она обычно прячет под большими темными стеклами очков. Синяк на ноге. Еще один. Красные стопы, возможно, от нарушенного кровообращения. Бледность на лице. Неуверенные движения рук, выдающие тремор…

Она стояла, делая вид, что никого и ничего не замечает, в то же время чувствуя на себе неуютные скользящие взгляды, что усиливало ее дискомфорт и резкие ломаные движения рук.

Ничего и никогда не вызывало такой нежности и такого желания помочь, согреть, обнять и сказать что-то ободряющее. Вся ее неловкость, вся жалость, казалось, кричала на десятки метров вокруг. Но она оставалась в молчании, продолжая нервно двигать в разные стороны опущенными большими глазами.

То ли это была подсветка на станции, то ли его фантазия, но порой вокруг нее появлялось едва уловимое сияние. Оно еле дрожало, возможно, в такт ее холодным пальцам. В ней что-то неимоверно притягивало..

И тут он понял: Это же девушка моей мечты!

Не было никаких сомнений.

Да, это она, она сейчас нуждается в моем тепле, моем добром слове. Это я смогу снять с нее жуткий ореол болезненного похмелья. Я. И никто другой. Только сейчас. Прямо сейчас.

Действовать, – единственная мысль мелькнула у меня в голове.

Тут подошел поезд, они вошли в разные вагоны, и все закончилось.

Сон второй.

Он думал об этой девушке. Она запала ему в память. И неожиданно появилась во сне. Сон был сумбурный. Какие-то грузчики в каком-то магазине таскают какие-то пивные бутылки. Они неаккуратно их кантуют, часто впопыхах стукая днищем одних о пробки других. Потом он видит погнувшиеся пробки и пару шипящих бутылок, которым повредили герметичность. Мерчандайзер двигает их в конец полки в торговом зале. Покупатели берут их, дотягиваясь в глубину, смотрят, встряхивают, слышат шипение и снова задвигают подальше. Проходит время. Меняется сцена. И вот, почему-то в сон приходит она. Темные мешки под глазами. Возможно, похмельное утро. Она берет бутылку, не обращая внимания на срок годности и на поврежденную пробку. Бутылка едет по залу в корзине для покупок. Пара месяцев окисления сделали ее отравленной убийцей. В процессе воздействия открытого воздуха постепенно расплодилась всякая дрянь, сделав содержимое не только горьким, но и полным слизистого налета, радостно ожидавшего возможности свести желудок счастливого обладателя и расплодиться морем бактерий в кишечнике. Она подходит к кассе…