Валентин Вайс - Сказание о Проклятой Обители

Тело все решало само. Прутья орешника были отброшены, правая рука сделала резкий выпад и остро наточенный кинжал, – подарок отца, омытый в семи священных водах и заговоренный от всякого зла, – хищно блеснул в лучах заходящего солнца и погрузился в потную волосатую плоть.

Астейн поняла, что происходит, лишь в тот момент, когда по руке полилась теплая кровь, а полуорк недоуменно воззрился на нее.

– Это последнее удивление в твоей жизни, – словно сплюнула она напоследок, прежде чем выдернуть кинжал и уйти в чащу.

Напоенный ночными ароматами лес принял плачущую девушку в ласковые объятия, но утешить не смог. Отчаяние затопило душу, словно река в половодье. Слезы сдавили горло судорогой, а в памяти всплывала легенда про Вечную Странницу. В голове царила совершеннейшая путаница – кто карает ее? Хозяйка Леса и духи предков, от которых отступила, или Предвечный Свет Верхних земель, которому не открыла душу? Строптивая девица пошла против слова отца и предала семью – могла ли она избегнуть справедливой расплаты? Оттирая сочной травой чужую кровь, Астейн ощущала лишь безмерную усталость.

* * *

Сколько скрывал ее лес, девушка так никогда и не узнала. Может пару дней, а может и гораздо больше. Дорога к ближайшему хутору была ей прекрасно известна, только откуда взять сил и смелости вновь увидеть людей и отвечать на вопросы? Лес заботливо утешал и врачевал душевные раны.

В первую ночь она свернулась клубком в мшистой кочке и разрыдалась. Ей не хватало сильных рук Ульвейна, его нежной улыбки и агатовых смеющихся глаз. В тот миг жгучая тоска острым ножом резала Астейн на маленькие кусочки, заставляя беззвучно рыдать и корчиться от боли. В лесной чаще, на зыбкой грани дня и ночи, изгнанница снова и снова взывала к медноволосому эльфу и до боли в глазах вглядывалась в сплетение ветвей в безумном стремлении узреть черты милого лица.

Устав от рыданий, она заснула в объятиях корней на мягком мху. Сон оказался тревожным и не глубоким, а инстинкты были обострены до крайности. Астейн сжалась от ощущения чужого присутствия и, не открывая глаз, потянулась за кинжалом. Когда же изготовилась нанести удар и распахнула веки, то увидела стройных златовласых созданий в белых, словно из паутины сотканных одеждах. Светлые эльфы склонили над ней солнечные лики. Исходило от них бесконечное тепло и участие. Мокрого от слез лица коснулось дыхание – сладкий аромат ночных цветов.

– Вот мы и нашли тебя, Астейн, дочь Ингвальда.

– Зачем понадобилась несостоявшаяся монахиня светлым эльфам? – Попытка отвести взгляд от прекрасных ликов ни к чему не привела.

– Уж не собралась ли ты умереть в нашем лесу, милая Астейн? – Улыбнулся один из незнакомцев.

– А если и так, что с того? – грубить любимым детям Хозяйки Леса она вовсе не хотела, но затуманенный разум отпустил язык на волю. – От меня отказались и боги, и люди!

– Если б так, то не стояли бы мы здесь и с тобой не разговаривали. Никто не отказывался от тебя. Уста Астейн, дочери Ингвальда, хранят поцелуй эльфа. В тот миг, когда его губы коснулись твоих, в эльфийских садах расцвел рубиновый горицвет. Мы слышим его тревожный звон, если ты в беде. Никто не даст тебе умереть до срока.

– Какое дело светлым эльфам до дел эльфа лесного?

– Все эльфы одной природы – дети Хозяйки Леса. И не важно, что развело нас. Потому, чтобы не случилось, – мы защитим девушку, избранную нашим братом.

– Значит и в смерти я не вольна?

– Рано ты прощаешься с жизнью. Иди вперед, оставь горести. Твоя жизнь едва началась, а дорога еще так длинна! Помни – люди делят то, что неразделимо, ибо душа ваша слишком мала, чтобы вместить величие единства.

Нежные пальцы коснулись лба, усыпили воспаленный разум, отправили душу в долгий целебный полет.

Погружаясь в сладостный сон, Астейн услышала прощальное:

– Помни, дочь Ингвальда, губы твои будут хранить поцелуй эльфа, пока их не коснутся губы простого смертного. Поцелуем ты сможешь спасти проклятую душу, вернуть ее к свету, но тогда увянет горицвет, и не жди больше помощи от нашего народа!

Солнце заливало благоуханную лужайку ласковым теплом, когда Астейн пробудилась, поднялась с мшистого ложа и покинула тихое убежище. Призрачные создания солнечного света, добрые эльфы вернули ей саму себя, заблудившуюся в темном лесу израненной души.

Они дали великое знание: никто не карает ее – высшие силы направили грешницу в вечерний лес и сберегли от жестокого поругания и бесславной смерти.

* * *

Светлые эльфы сказали правду и защитили ее в тот злополоучный вечер, только Астейн об этом так никогда и не узнала.

В час, когда девушка искала убежища в самом сердце острова, в глубине непролазной чащобы, убийцы – люди и орки – из банды Ормульва Рыжего буквально по бревнышкам разобрали то, что не пожрал огонь. Ормульв, кряжистый широкоплечий воин, в грозном молчании переходил от отдного истерзанного тела монашки к другому. Впрочем, убитых было немного. Нельзя никого убивать, по крайней мере, пока не найдут нужную.

Он наклонялся, хищные ноздри с шумом втягивали воздух, разочарованно выдыхал и шел дальше. Не доверяя инстинктам и обонянию, подносил к окровалвленным лицам прозрачный серый камень: хозяйки обещали, что в нужный момент он загориться золотисто-желтым светом. Камень оставался серым.

– Здесь все? – прохрипел Ормульв, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Все, кого нашли, – острожно ответил приземистый полукровка, Харланд Угорь, и поспешно отступил от предводителя: тот славился непредсказуемостью и многие из дружины уже поплатились жизнью за неправильный ответ и дурную весть.

– Одной нет, – голос вожака звучал спокойно, вот только веяло от него могильным холодом. – Ищите. Она рядом.

В этот момент раздался шелест веток и из ближайшего кустарника на поляну вывалился худой, сплошь состоящий из тугих мышц и покрытый татуировками орк.

– Там, – задыхаясь от бега, он показывал в сторону леса, – там Арфаг! Кто-то убил Арфага!

– Не кто-то, а она. – Черные глаза Ормульва хищно блеснули и сузились. – Ищите. Девка не могла далеко уйти! И не взумайте убить – хозяйкам она живая нужна!

Дружинники бросились к месту убийства Арфага, справедливо рассудив, что поиски следует начать именно оттуда. Люди уступили место оркам – никто не сравиться с ними в обонянии. Они быстро взяли след беглянки. Лес наполился треском, топотом и хриплым дыханием.

Внезапно к этим звукам добавились новые – свист стрел и предсмерные вскрики преследователей. Один за другим воины Ормульва с глухими стонами тяжело оседали в густую траву, исчезали в зарослях папоротника или скатывались во влажные овраги.

Харланд Угорь припал к шершавому стволу мертвой сосны. Когда рядом раздался очередной предсмертный вопль, он, не поднимая головы, подполз к убитому орку и вырвал застрявшую в груди стрелу. Она обожгла мозолистую кожу ладоней – эльфийское оружее не предназначено для темных душ. А душа Харланда была совращена многие годы назад, когда еще мальчишкой убил он из-за мелкой обиды старшего брата, бежал из дома и скитался по приморским городам.