Валентин Вайс - Сказание о Проклятой Обители

Возражений со стороны купцов не последовало. С ее – тем более. «Бедняжка» тогда вообще лишилась дара речи, потому как захлебнулась в янтарном море веселых глаз Ислейва, сына Торварда. К стыду своему Астейн вынуждена была признать – милый лик Ульвейна в тот миг подернулся туманной пеленой.

Скрывать, что бежала из разоренной обители Святой Хранительницы Итенель она сознательно не стала – решила сыграть на жалости. В конце концов, с первых дней мира известно, что сила женщины в ее слабости. В итоге выехали они из Норхейма большой, хоть и не слишком дружной, как девушка поняла по неприязненному молчанию Рагнара, сына Свана, компанией.

В дороге Бьерн, почитавший себя великим сердцеедом, бросал на послушницу масленые взгляды, которые не оставляли сомнений в его грешных мыслях. Белокурый Ислейв, заметив явный интерес компаньона к несчастной беглянке, решительно отогнал похотливого греховодника. Благородный юноша наивно полагал, что рыжебородый Бьерн представляет угрозу девичьей чести.

Астейн всё больше старалась молчать, ибо знала, что язык – ее злейший враг. Увы, не всегда это удавалось. Рагнар, мало ему было своих забот, словно задался целью вывести навязанную ему спутницу из себя.

– Приличные девушки по домам сидят, приданое готовят, а не по дорогам шляются. Виданное ли это дело – одна с незнакомыми людьми! Не пристало девице так себя вести!

– Когда в следующий раз решу я спалить обитель, то всенепременно припомню твои мудрые слова, Рагнар, сын Свана.

Так, лениво покусывая друг друга, пересекли они границу и углубились в леса Нордмарка.

В отличие от прочих частей Благословенного королевства, в овеянных божественной благодатью северных землях давно уж воцарилась великая гармония Храма и герцогов. Не случайно дабы уберечь от нечистых помыслами, в эти края свезли мощи многих святых хранителей, от чего земля здешняя приумножилась благостью. За это местные жители неустанно возносили хвалу Предвечному Свету и Деве-Матери.

Про местную благость Астейн мало что знала, но тоскливые пейзажи Нордмарка во сто крат утяжеляли ее и без того тягостные мысли. Черный, напоенный дождями и уже слегка позолоченный дыханием осени лес на границах королевства дышал топкими болотами и скрывал мрачные тайны. В шелест листьев и птичий гомон вплетался волчий вой, вселяя страх и напоминая об оборотнях, коими славились здешние чащобы. Шайки разбойников и людоедов, опасные колдуны и ведьмы, неупокоенные души – много было тех, кто нарушал покой этой земли, затруднял передвижение купцов и паломников, не взирая на святые мощи и возводимые храмы.

Наслышанная обо всех опасностях, девушка напряженно вглядывалась в придорожные заросли, в тревожном ожидании нападения, и едва удержалась от крика, заметив на обочине у огромного серого валуна сутулую босую старуху. В тот миг она могла поклясться, что появилась та из ниоткуда, словно лесная тень чудесным образом обрела плоть. Длинные спутанные седые пряди ниспадали почти до земли, закрывая лицо, но Астейн ощущала ее взгляд. Он выворачивал душу наизнанку. Старуха едва слышно что-то бормотала.

Дыхание на миг пресеклось, ужас вдавил девушку в скрипучую телегу. Удивительное дело – никто из спутников более не видел и не слышал древнюю как обступивший их лес, ведьму. А в том, что это ведьма у Астейн никаких сомнений не было. Что означал этот таинственный шепот? Уж не грозное ли проклятие, коим вознамерились ее извести? Мало прочих бед, вот только ведьминых проклятий не доставало!

Горькая обида и возмущение вернули Астейн, дочь Ингвальда, к жизни. Да за какие такие грехи ей на голову все эти несчастья?! Набрав в грудь воздуха, и вспомнив все ругательства батюшки, она собралась обрушить их на голову незнакомки, пока купцы не отъехали слишком далеко. Однако, на обочине уже никого не было. Ведьма растаяла в сыром и стылом воздухе.

В тот миг Астейн решила, что постигшие ее беды все же повредили рассудок и породили новую проблему – необходимость тщательно скрывать безумие. Плотно сжав губы и прикусив язык, она ни слова не сказала спутникам о видении.

«Иного пути Дева-Мать не оставила. То был путь очищения, и мне суждено было пройти его до конца. Судьба уж изготовилась совершить новый поворот, а я вдруг ощутила острое желание перемахнуть через придорожную канаву и бежать в незнакомый лес, какие бы тайны не хранила чащоба. И лучше быстрая смерть от ведьминого колдовства или волчьих зубов, чем изматывающее ожидание неизвестности.

Одного я не знала: Дочери Тьмы хорошо подготовились к кровавой охоте, расставив силки на каждом повороте моего извилистого пути. И быстрая смерть изгнанницы в их планы не входила».

Мэйв умела считать, и делала это получше многих. Дочь Хромого Гверна ставила науку счета превыше прочих наук. Читать она тоже была обучена, – тетка постаралась, – да только угадывать буквы и складывать их в слова девица находила пустой тратой времени. Другое дело счет. Вот и сейчас, возвращаясь с затянувшегося до утренней зари любовного свидания и весело прыгая с кочки на кочку, она подсчитывала скопленные богатства.

Завтра ее в этом вонючем городишке не будет. Мэйв уже и с купцами загодя сговорилась, чтобы с их караваном уйти. И никто о том не знает, даже Беата не догадывается, что все уже решено. От подруги дочь Хромого Гверна планов не таила, вот только о дне отъезда ничего не сказала – мало ли что. Теперь у нее достаточно денег и драгоценностей, чтобы бежать подальше от этих гнилых болот. Да, на жизнь в столичном Ансгахалле скопить не удалось, но уж на Бронгард или Мангберг точно хватит. И пусть мать с теткой на ядовитую слюну изойдут!

Мэйв полной грудью вдохнула бодрящий утренний аромат осенне-грибного леса, представила все припрятанные ценности и удовлетворенно улыбнулась. А если еще прибавить бархатный кошель этой дуры Гертруд! А потом перед мысленным взором предстало вытянутое лицо тайного полюбовника. Тут уж дочь Хромого Гверна и вовсе не смогла удержаться от смеха: вот ведь олух! Одна польза – денег на нее не жалеет. Ни своих, ни чужих. И каково это ему будет, когда узнает, что пташка упорхнула?

Окрыленная радостными надеждами, Мэйв не услышала ни тихого треска сырых веток, ни тяжкого, с присвистом дыхания. Сильный удар между лопаток прервал искристый поток мыслей. Девушка упала в мокрую от росы траву, и едва не ударилась лбом о корявый пень. Страх заставил тело действовать быстро. Она перевернулась на спину, рука метнулась к складкам платья, пальцы обвились вокруг костяной рукояти кинжала.

– Сбежать удумала! – Перед ней стоял Зверь, и в мутных глазах его Мэйв читала приговор.