Елена Фёдорова - Бабочка Маримба

Поднялся, прошелся по террасе, увитой диким виноградом. Заметил на одном из листьев бабочку. Легкое почти эфемерное создание его очаровало. Каждый раз, когда бабочка раскрывала крылышки, они приобретали новую окраску.

– О, в наш сад Маримба залетела! – воскликнула Розмари. Ее голос спугнул бабочку. Она вспорхнула и растворилась в солнечном свете. Диего обернулся.

– Маримба – редкая бабочка, – улыбнулась Розмари. – Увидеть ее к большой удаче.

– Моя большая удача – ты, Розмари, – заключая ее в свои объятия, сказал Диего. Поцеловал в губы, оттолкнул. – Твоя красота сводит меня с ума. А я должен владеть собой. Я женат. Я вновь получил пост секретаря. Я… – он посмотрел в сияющие глаза Розмари. – Скоро всё изменится, дорогая.

– Я вам верю, мой господин, – она низко опустила голову.

Диего сел за стол. Розмари налила ему вино. От приворотного зелья, которое дала ей старая ведунья, вино приобрело алый оттенок. Диего Ромерес этого не заметил. Он был слишком счастлив, слишком самоуверен. А Розмари была слишком хороша сегодня. Слишком щедра на ласки. Слишком…

Диего Ромерес пробыл в таверне до заката. Когда огненно-красное солнце коснулось горных вершин, он опомнился.

– Что я делаю? Лаура ждет меня, а я лежу на белых кружевных простынях в комнате Розмари, – подумал он, откинул одеяло, поднялся. Посмотрел на разрумянившуюся Розмари, спросил:

– Чем опоила ты меня, плутовка?

– Своей любовью, милый, – ответила она. – Не уезжай, Диего.

– Нет, Розмари, – сказал он слишком резко. Она закрыла лицо руками. – Не вздумай плакать. Я женских слез не выношу.

– Не буду, – она поднялась, надела простое платье, заколола волосы.

– Налей еще вина из нашего кувшина, – поцеловав ее в губы, попросил Диего. Розмари рассмеялась, подала ему бокал, наполненный до краев.

– Пейте, ваша милость, и помните меня всегда, всег-да…

– Тебя я никогда не забываю, – улыбнулся он. – Запомни это, дорогая. Мне пора.

Нам правила приличий нарушать не стоит.

Ты замужем. Люби супруга. А я… – он поцеловал Розмари. —

А я поеду к девочке своей.

К своей жене, которую любить я обещал, как дочь.

Как дочь, запомни это, Розмари. И не ревнуй меня.

– Так значит, с нею вы не спите, как со мной? – на лице Розмари отразилось недоумение.

– Как можно, с дочерью в постель ложиться? Это грех большой, – воскликнул Диего. – Я не безумец. Верь мне, дорогая.

– Верю, – Розмари лукаво улыбнулась. Подумала:

– Меня считаешь дурой, хорошо.

Тебе потом я все припомню, старый греховодник.

Она распахнула перед Диего дверь, поклонилась:

– Сегодня сделали меня счастливой самой, вы, мой господин.

– А ты меня, моя богиня, – прижав Розмари к груди, сказал он. – Пора. Я слишком, слишком задержался здесь сегодня.

– Так приезжайте чаще на часок, другой, – шепнула ему Розмари.

– Чертовка. Люблю тебя до забытья, – Диего страстно поцеловал Розмари, сбежал вниз, бросил трактирщику увесистый кошелек. Сел в экипаж, уехал.

Солнце закатилось за горы. Последние лучи света перетекли за ним следом. Стало темно. Запели цикады. Накаленный за день воздух начал быстро остывать. Диего Ромерес поежился. Какое-то недоброе предчувствие царапнуло его сердце. Он нахмурился. Потер виски. Подумал:

– Это от вина. Я слишком много выпил. Слишком…

Трактирщик посмотрел на жену недобрым взглядом, сжал кулаки:

– Ты сегодня слишком долго пробыла с ним…

– Опять ты за свое, Энрике, – с укором сказала Розмари. – Пересчитай пистоли и улыбнись.

Я думаю, что скоро мы станем знатными с тобою господами.

Таверну продадим. Жить будем в замке у горы Альмира.

– Язык, как помело, – считая деньги, пробурчал трактирщик. – Болтаешь ерунду.

Пойди-ка лучше обслужи клиентов.

– И без меня есть в доме много слуг, – пропела Розмари. – А я устала. Спать хочу безумно. Спокойной ночи, дорогой Энрике, – пошла к себе. На последней ступени лестницы остановилась, крикнула:

– Я дверь запру на ключ, чтобы никто мой сон не потревожил. Ты понял?

– Нужна ты мне, – отмахнулся он, пряча за пазуху кошелек. – Я лучше рома выпью.

– Хорошая замена, муженек, – Розмари рассмеялась. Скрылась за дверью.

– Знаю без тебя, – сказал Энрике, наливая себе ром. – Твое здоровье, дон Диего!

Сегодня щедр ты че-рез-мер-но.

Будь всегда таким, чтоб мы скорей разбогатели.

– Закат уже. Как он сегодня красен.

Как будто что-то злое предвещает нам.

Ах, няня милая, зачем мне эта мука?

Зачем дана любовь земная нам?

Лаура закрыла лицо руками. Ее плечи вздрагивали. Она беззвучно плакала.

А старая няня впервые не знала, как утешить свою голубку. В ее мыслях возникали картинки прошлого. Ее жизнь была запутанной, похожей на ребус, разгадать который было невозможно. И вот… Слезы Лауры, взволнованные речи о чести и бесчестии, о верности, предательстве и чувстве долга, о данном пред Богом обете, заставили старую Фриду понять, что она жила не так. А это значит, что она просто не имеет права поучать Лауру. Чему она ее научит? Лжи? Измене? Прелюбодеянию? За все это она, Фрида, наказана сполна. Она лишилась мужа, сына, дома, прислугой стала у людей жестоких. Искала смерти, а попала в рай, когда Лауру родила графиня. Малышка только Фриду признавала, и голосила у других прислужниц на руках. Вот так и стала Фрида няней. Переселилась в графский дом… И что теперь?

Она обняла Лауру за плечи, сказала первое, что пришло на ум:

– Сегодня муж твой что-то припозднился.

– Не говори мне про него, прошу, – Лаура убрала руки от лица. —

Скажи, что спать ушла, его я не дождавшись,

Что голова моя от солнца закружилась…

Что завтра мы увидимся, когда… – Лаура прижала ладонь к губам, простонала:

– Ах, няня, няня, как невыносимо…

Прости, что заставляю лгать тебя.

– Прощаю, милая голубка, – поцеловав Лауру в лоб, сказала няня. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогая, – Лаура обняла няню. – Спасибо за твою любовь.

Побежала к себе. Закрылась в комнате. Прижалась спиной к двери. Несколько раз глубоко вздохнула, прошептала: «Да, пора». Сбросила платье, распустила волосы, подошла к зеркалу, сказала с вызовом:

– Я не хочу похожей быть на вас, графини, баронессы, донны.

Я – девочка Лаура. Я – ребенок, примеривший наряд жены.

Он мне не подошел. Он не по нраву мне.

Я не хочу быть куклою тряпичной,

Служить, прислуживать, вести двойную жизнь,

Лгать, сплетничать, высмеивать других…

Нет, это не по мне!

Схватила ножницы, остригла свои золотые волосы. Улыбнулась.

– Ну вот, теперь я – мальчик.

Я читала, что так когда-то дамы поступали из-за любви.

А чем я хуже?

Я полюбила. Я люблю. Любима, может быть, уже, но… – вздохнула, —