Олег Северюхин - Беги, Василич, беги. Путевые заметки про рай и ад

Диван всегда был врагом и другом писателя. Любого. Стоит только лечь на диван, как сразу приходят разные мысли о том, как лучше описать тот или иной сюжет. Нормальный человек должен вскочить с дивана и записать все на бумаге, а затем продолжить созерцание потолка над диваном. Но это нормальный писатель, а все остальные писатели ненормальные, потому что иногда такое напишут, что волосы дыбом встают, а когда конкретному писателю нужно встать и записать умную мысль, он спокойно лежит в горизонтальном положении, блаженно думая о том, что еще минут несколько и он все запишет, а глаза тяжелеют, веки слипаются и он засыпает. И самое главное, когда он проснется, он никогда не вспомнит того, что ему пришло в голову на мягком диване.

Мои глаза тоже начали закрываться и в самый сладкий момент раздался резкий телефонный звонок.

– Кому не спится в ночь глухую? – раздраженно подумал я, встав с дивана и подходя к телефону. – Слушаю вас.

– Олег Васильевич? – раздался в трубке приятный мужской голос. Надеюсь и вы догадались, кто мне звонил домой. Их там в высших школах и на высших курсах, вероятно, обучают такому голосу, который должен расположить собеседника, и не только расположить его, но и завербовать на слежку за своим лучшим другом или руководителем и при этом не чувствовать угрызений совести, а быть уверенным, что ты выполняешь самое важное в жизни задание по обеспечению безопасности Великой родины. – Вы не могли бы сегодня заехать к нам, часиков так в пять, вернее в семнадцать часов ровно, а то один товарищ заявился к нам пять часов утра. Так и сказал, что вы меня пригласили в пять часов и я пришел в пять часов.

– А что за вопрос? – спросил я, своим вопросом подразумевая, что приду обязательно.

– Ничего страшного, – ответил мой собеседник, – просто нужно уточнить некоторые детали.

– Сухари и белье с собой брать? – попытался я сострить, намекая на то, что в нашей стране от сумы и от тюрьмы не зарекаются и то, что мы до сих пор не в тюрьме, это не наша законопослушность, а просто недоработка компетентных органов.

– Как хотите, – спокойно сказал голос, – у нас у каждого под столом стоит тревожный чемоданчик, вдруг придется срочно куда-то уезжать…

– У вас, наверное, каждому определена страна и куплены билеты? – задал я оппозиционный вопрос.

– До пяти часов, – сказал голос в трубке и что-то щелкнуло.

Я их понимаю. Если они будут честно исполнять свой долг и исполнять все приказы командиров и начальников по подавлению своих соотечественников, протестующих против нечестных выборов и не имеющих другой возможности выразить свое мнение и отношение к политике руководства, то на следующем «нюрнберге» им придется отвечать на вопрос, что их подвигло исполнять преступные приказы. Если они не будут исполнять свой долг, то их посадят рядом с уже посаженными ими оппозиционерами, и они будут смотреть друг на друга как кошка на собаку, по какой-то причине попавшие в одну клетку. И во всем будет виновато начальство, которое не собирается слушать народ и делать все для народа. В проигрыше останемся мы и они, как представители народа, а начальники всегда будут наплаву. Ворон ворону глаз не выклюнет.

На входе в управление федеральной службы безопасности меня встретил молодой человек, представившийся Никодимом. Мода на русские имена идет волнами, и этот сотрудник как раз и родился на этой волне. Когда я слышу такие имена, мне всегда вспоминаются бессмертные строчки поэта Безыменского: «И в очередь пятым – по списку шестым – к нему подошёл лейтенант Кербештым».

В управлении был сделан евроремонт. Старинные коридоры с современной отделкой. По этим коридорам водили жертв сталинских репрессий, а сейчас по ним ходят потенциальные жертвы и потенциальные правоприменители, мягко говоря.

Несмотря на отделку коридоров, обстановка в кабинетах как была, так и осталась со времен незавбвенных товарищей Ежова и Берии. То тут, то там, оставались массивные, сделанные навека раритетные вещи с жестяными бирками «ХОЗУ ОГПУ-НКВД». По небольшому следу у оконной рамы было видно, что на уровне полутора метров от пола еще недавно были деревянные панели, модные в кабинетах НКВД. Для чего они делались, одному Дзержинскому известно, но, вероятно, для того, чтобы не было разноцветных брызг на побеленных стенах.

Я помню одного молодого человека, генеральского сына, который окончил высшую школу этого заведения, так тот на звонки отвечал бодрым голосом: «Отдел расстрелов КГБ слушает». Несмотря на блат, молодого человека направили на медицинскую проверку, а точнее на медицинскую экспертизу, которая признала его шизофреником с диагнозом вялотекущая шизофрения. То есть, человек вроде бы и нормальный, но постоянные мелкие отклонения могут превратиться в одно большое отклонение, особенно если такой человек получает высокий пост, снимающий все тормоза в поведении и в желаниях.

– Присаживайтесь, Олег Васильевич, – любезно пригласил Никодим. Подследственным всегда говорят – садитесь, а не подследственным – присаживайтесь, следуя неписаному правилу, что насидеться они всегда еще успеют. – Мы пригласили вас, чтобы уточнить некоторые детали, – и он сделал паузу, чтобы посмотреть на мою реакцию. Иногда во время таких пауз на людей налетает словесный понос, и они начинают выкладывать то, что вообще не относится к делу. То есть, не относится к этому делу, но вполне относится к следующему делу. – Вы, как бы это сказать, породнились с семьей нашего бывшего и очень уважаемого сотрудника и стали, как бы это сказать, членом нашей спаянной чекистской семьи. Поэтому, мы хотели посмотреть на доказательства вашей родственной связи, как бы это сказать, посмотреть на ваше генеалогическое дерево и посмотреть, в каком колене пересекаются их ветви. Вот, так сказать, и цель нашей встречи.

– Кто в наши века знает своих родственников по четвертое или пятое колено, – риторически ответил я, – даже в советские времена при заполнениях множества анкет указывались только мать, отец, братья, сестры, жена и свои дети, а тут при разветвлении одного семечка на множество побегов доказать достоверно и документально очень трудно и даже, можно сказать, невозможно. Если бы удалось достать генетический материал Адама и Евы, то можно было проследить, какие роды идут от кого. Так же и у меня. Я даже деда по отцу ни разу не видел, он умер в одна тысяча девятьсот сорок четвертом году, а я родился через пять лет после войны. Вот, и что я могу сказать про своего деда? Ничего. Точно так же мы что-то знаем по изустным сказаниям родственников. А если вы считаете Клару Никаноровну членом своей семьи, то вероятно знаете, что рассказы о нашем родстве она подтвердила генетическим анализом, который показал нашей с ней близкое родство. Если исходить из того, что генетика – продажная девка империализма, а величайший генетик академик Вавилов валялся обоссанный и испинатый кирзовым сапогами где-то в одном из этих кабинетов, то вы можете не поверить генетическим бредням специалистов, и вот тут мне сказать совершенно нечего, потому что доказательств совершенно нет никаких.