Александр Беляев - Погоня за двойником. Хроники затомиса

В довершение медсестра его побрила, и Андрей попросил принести зеркало, чтобы вспомнить свою внешность. В первый момент на него глянул незнакомый молодой человек с красивым, но сильно исхудавшим лицом и желтоватой пергаментной кожей, но вскоре он стал припоминать детали своей внешности, и был приятно удивлен, что не особенно постарел за эти десять лет. И еще он вдруг вспомнил, как стоит напротив зеркала и дотрагивается пальцем до его поверхности, а затем, по мере отведения руки, из зеркала появляется его двойник, и начинает вести самостоятельное существование. При этом, хотя картинка выглядела достаточно неправдоподобной, держалась полная уверенность, что все это он наблюдал воочию, и подобное невозможное явление его тогда ничуть не удивляло.

«Нет», – подумал Андрей, – «все же, наверное, крыша слегка съехала. Где это видано, чтобы отражение из зеркала выходило? Не могло такого быть»!

В этот момент дверь палаты распахнулась, и в бокс вбежала незнакомая, пожилая женщина с заплаканным лицом. Она бросилась к Андрею, сжала его лицо ладонями и начала целовать в веки, щеки, лоб. Затем сильно прижала его голову к груди, и как-то по-стариковски запричитала:

– Господи, Андрюшенька, сынок, очнулся! Уж не верила, что снова глаза твои ясные увижу! Каждый день в больницу к тебе еду и думаю: «Сейчас скажут, что сердце остановилось, и тебя в морг отвезли». Я и к телефону-то со страхом – особенно первое время – подходила, думала, сейчас скажут, что ты умер…. И так десять лет! Я за это время совсем извелась, состарилась раньше срока…. Ну, скажи, скажи что-нибудь! – Добавила она, видя, что Андрей ее явно не узнает.

– Здравствуй, мама, – смущенно пробормотал Андрей. Он вглядывался в это заплаканное лицо, с темными мешками под глазами, и ему вспоминалось другое, гораздо моложе и привлекательнее, с редкими морщинами и другой прической, и в его памяти воскресал образ той, которую он звал своей мамой, которую всегда очень любил, но стеснялся своих чувств, с которой был сдержан, а в последние несколько лет весьма холоден. Одна за другой, словно свечи от руки лакея в гостиной прошлого века, в его памяти всплывали бесчисленные сценки из его детства, отрочества и юности, в которых фигурировала эта, в его воспоминаниях молодая, а теперь сильно состарившаяся и подурневшая женщина.

Вот мама, облаченная в одежды Деда Мороза (тогда им не узнанная) вытаскивает из красного мешка с блестящими, вырезанными из фольги звездами огромного плюшевого мишку (впоследствии этот мишка становится его любимой игрушкой), и говорит смешным басом: «Слышал я в нашем лесу, что этот мальчик, совсем уже большой, а до сих пор молоко из бутылочки пьет. Стыдно, Андрюша, все дети в твоем возрасте уже давно молоко из кружечки пьют, а ты – все, как маленький! Обещай мне, что завтра же вы с мамой эту бутылочку за забор забросите, и ты начнешь молоко вот из этой кружечки пить». И с этими словами ряженая мама достает фаянсовую кружку с разноцветными цветочками. А Андрей стоит посреди комнаты, силится не зареветь, и думает, какой это мерзкий старикашка, и откуда он знает тот постыдный факт из его биографии, что ему уже пять лет, а он до сих пор пьет молоко только из специальной градуированной бутылочки с выдавленными цифрами.

А вот они с мамой сидят, обнявшись на мягкой софе, и мама рассказывает ему импровизированную историю немецкого ефрейтора Пука на советско-германском фронте. В памяти Андрея всплывает ее озорной голос, напевающий от имени этого многострадального ефрейтора, который постоянно мается животом, накладывает в штаны по любому поводу, и вообще – редкий трус и идиот, разухабистую песню про таинственного Мальбрука, который собрался в поход, но так же, как ефрейтор, занедужил животом, и в конце концов помер от поноса. Заканчивается же эта песня тем, что Его жена Елена

Сидела на горшке

И жалобно свистела

С бумажкою в руке.

Потом Андрей узнал, что в настоящих словах этой старинной песни, времен войны с Наполеоном, фигурирует вовсе не «свистела», а нечто более соответствующее описанному процессу, но, как видно, мама не хотела воспроизводить при сыне столь неприличные подробности.

А вот более поздняя сцена из его жизни. Андрей сидит за праздничным столом рядом с симпатичной пухленькой девушкой в белоснежном свадебном платье («это – моя жена, Леночка», вспыхнуло в памяти Андрея) в окружении гостей, а мама стоит с бокалом шампанского в руке и произносит тост за здоровье молодых: ее сына и новоиспеченной дочки. Тост естественно заканчивается синхронным ревом гостей «горько», а Андрей, которому уже смертельно надоел этот обязательный свадебный ритуал, неохотно целуется с Леночкой, которая, в отличие от него, явно довольна происходящими событиями. А затем, словно перебивка кадра, уже совершенно противоположная сцена. Андрей стоит у гроба, в горле у него ком с трудом сдерживаемых слез, а в гробу лежит Леночка все в том же свадебном платье невесты, и словно бы смотрит на него с укором сквозь закрытые веки. А в голове Андрея кружится, словно на испорченной пластинке только одна фраза: «Прощай, мое Солнышко, я тебя никогда не забуду».

Эти сцены запустили череду других, и Андрей понял, что память его начала по кусочкам восстанавливаться. Одна сцена, словно за ниточку вытягивала из небытия другую, а та – следующую.

– Что с тобой, сынок? – Раздался испуганный голос мамы, и Андрей почувствовал, что его трясут за плечо. – Тебе плохо?

Андрей стряхнул поток воспоминаний и включился в поток действительности.

– Не пугайся, мама, – сказал он бодрым голосом, – я сейчас за несколько секунд словно бы значительный кусок жизни снова прожил. Я ведь с момента пробуждения и до твоего прихода, совершенно не помнил свою жизнь до того, как летаргическим сном уснул. Помнил только, что меня Андрей Данилов зовут – но при этом идиотом себя не ощущал, понимал, что вокруг происходит, и даже некоторые медицинские познания обнаружил. Мне потом Анатолий Яковлевич подтвердил, что я в медицинском институте учился. А как только тебя увидел, вдруг все стал вспоминать. Ты даже себе не представляешь, как это страшно, не помнить, кто ты такой, как жил и кем был. Кстати, тебя я тоже совсем не помнил, и вдруг появляешься ты, я тебя вспоминаю – правда, гораздо моложе – и вся моя жизнь по кусочкам начинает в сознании восстанавливаться! Наверное, в этот момент я вел себя несколько неадекватно….

– Да нет, просто застыл и глаза остекленели. Я испугалась, что ты снова в летаргию впадаешь…. Моложе, говоришь, была? – Мама, очевидно, была задета, как любая женщина, которой напоминают о возрасте. – Так ведь десять лет прошло, мне сейчас пятьдесят четыре, а слез я столько за это время выплакала, что выгляжу, наверное, совсем старухой….