Александр Беляев - Семя зла. Хроники затомиса

Что касается улиц, то все они были радиальными, сходящимися у центральной площади, и если слева теснились городские сортиры, то справа красовались кинотеатры. И еще одну особенность заметил Андрей, которую то ли упустил тогда, за стеной, то ли она появилась только сейчас: в небе неподалеку от яркой луны, истекающей бальзамом, стал виден еще один диск, который Андрей мысленно определил, как черная дыра, поскольку он был чернее, чем и без того черное небо, и потому заметен с трудом. Подобно светлому диску, он был окружен черными кружевами то ли летучей жидкости, то ли миазмов так, словно темные тяжелые испарения города поднимались вверх, засасывались черным диском, а затем сбрасывались вниз.

Тут Андрей отметил еще одну особенность: в городе присутствовали запахи, чего Андрей не мог припомнить по прежним посещениям астрала. Диапазон этих запахов был весьма широк и противоречив: с одной стороны шкалы – чувственные струи вечерних дамских духов, среди которых Андрей отметил запах розового масла, чарующих Маже Нуар, Диориссимо, Опиум и Турбуленс, а так же изысканных марочных коньяков, а на противоположном полюсе – совершенно отчетливый смрад человеческих фекалий, гниющих водорослей, рвотных масс и свинарника. К середине же шкалы можно было отнести запах самоопыляющейся каштановой рощи, который он запомнил во время экскурсий по кавказским горам, а так же амбрэ небольшого затхлого пруда в период массового спаривания лягушек. И хоть никакого пруда поблизости видно не было, тем не менее источник запаха растительного зачатья был налицо: вдоль улиц стройными рядами миазмировали съедобные каштаны, которые, как Андрей помнил из экскурсии на Красную поляну, растут только во Франции и на Кавказе.

«Ну вот, – подумал Андрей, – значит не только во Франции и на Кавказе, но и в Дуггуре – городе астральной сексуальной революции. Ладно, с каштановым запахом – источник установлен, лягушачья сперма – возможно и не лягушачья вовсе, возможно так пахнет то, что осталось от городских ворот – но откуда все остальные запахи: если допустить, что запах дерьма исходит из плохо убираемых туалетов, то кто же там может испражняться? Насколько я знаю, в астрале сей физиологический акт не предусмотрен. А духи откуда? Словно где-то поблизости светский раут проходит. Что ж, отрадно отметить, что здесь и благостные запахи присутствуют, хотя, конечно, такой коктейль из фекалий и Шанели №5 весьма специфичен».

Тут только Андрей обнаружил, что город отнюдь не необитаем. Возможно он раньше этого не замечал, поскольку стоял полумрак и его астральное зрение только приспосабливалось, а возможно сработал механизм, который Андрей, памятуя Кастанеду, нередко использовал в астрале: ели долго вглядываться в сильно затемненный участок ландшафта, постоянно то отводя взгляд, то вновь его фиксируя, ландшафт начинает высветляться и обрастать деталями.

Возможно имело значение и расстояние, поскольку до ближайших домов (а какое-то движение происходило именно там) было не меньше 300 метров (в земном эквиваленте), а между Андреем и собственно городом пролегла довольно широкая полоса пустыря, детали которого вначале Андрей не мог различить, поскольку этот пустырь был словно бы в густой тени.

Теперь же, когда стали проступать детали как дальней так и ближней перспективы, Андрей понял, что это не просто пустырь, а словно бы разглаженная бульдозером городская свалка. Правда кое-где торчали небольшие холмики какого-то мусора, но они были невысокими и не перекрывали перспективу. В отдалении около зданий явно сновали какие-то человекоподобные существа, а где-то дальше, в черте сплошных застроек, казалось бы даже мелькали автомобили.

«Интересно, – подумал Андрей, – я в этот Дуггур в какие времена попал? Вроде бы во времена Рама, он ведь совсем недавно Богу душу отдал перед тем моментом когда его Дурга в Дуггур затянула (вернее будет сказать „меня“, ведь он – это я – совсем с этими „Я“ запутался). Но если здесь машины шастают, то это должны быть времена Андрея Данилова, двадцатый век! Впрочем, непосредственно перед Дуггуром я летал в какое-то немыслимое прошлое – то ли на десятки тысяч лет назад, то ли на сотни – еще до сотворения нашей расы. Так что сейчас возможно я нахожусь во временах Андрея Данилова, только в какой-то специфической астральной сакуалле. А впрочем, возможно в каких-то зонах астрала машины и в средневековье ходили, они ведь к реальным автомобилям с двигателем внутреннего сгорания никакого отношения не имеют. Да и вообще, возможно это параллельный поток времени, который совершенно по-своему протекает, Аня же мне совсем недавно все эти пространственно-временные парадоксы объясняла. Поэтому, к какому времени принадлежит та или иная астральная зона – вообще определить невозможно. Вот, только что я подумал: „недавно объясняла Аня“ – кажется это было совсем недавно, а за это время мое сознание скачки то ли в десятки то ли в сотни тысяч лет совершило… если не в миллионы».

Андрей двинулся к ближайшим домам, прямиком через пустырь, который оказался городской свалкой, загадочно поблескивающей в серебристом лунном свете. Тут ему сразу стал ясен источник мерзкого запаха – свалка сплошь была покрыта всевозможными нечистотами и отходами человеческого быта, среди которых, помимо немыслимого количества использованных презервативов, всевозможных размеров, оттенков, форм и достоинств, было немалое количество аккуратных (и не очень) кучек свежего (и не очень) дерьма. Впрочем содержание помойки мало отличалось от содержания любой земной: те же тряпки, бумага, ржавая посуда, остовы старой ламповой теле и радиоаппаратуры, что еще раз склонило Андрея к мысли, что зона эта все же должна принадлежать двадцатому веку. Андрей поморщился, ступая на эту, не вызывающую эстетического удовольствия поверхность, однако, как и везде в астрале, вес здесь не ощущался, и вскоре он уже не боялся куда-нибудь вступить или провалиться, или напороться на замаскированный в мусоре ржавый гвоздь, поскольку скользил, едва касаясь поверхности. Убедившись, что его опасения безосновательны, Андрей быстро миновал зону городской свалки и приблизился к ближайшим зданиям.

«Свалку-то могли бы и подальше от домов расположить, – подумал Андрей, – воняет ведь, как ни заливай духами, и вообще антисанитария налицо! Хотя, конечно, я как всегда слишком прямо переношу особенности Энрофа на особенности астрала, поэтому ни навозных мух, ни микробов здесь быть не может, да и вообще, откуда я знаю, может здешним жителям запах помойки все равно что нам запах ландышей. Как обычно обманывает слишком большое сходство здешних мест и наших».

Тут он подошел к скособоченному мерзкому туалету с загаженным и скользким от какой-то слизи порогом, который весьма напоминал архитектурные шедевры туалетостроения, где-нибудь поблизости с автобусной междугородной остановкой захолустного городка средней полосы России – какой-нибудь Устюжны, Юхнова, Весьегонска или Вышнего Волочка. Нужник этот был гораздо омерзительней того первого, через который он прошел в город как с точки зрения опрятности, так и с точки зрения архитектуры, собственно, это была заколоченная гнилыми досками и фанерой кабинка-отхожее место, очевидно с выгребной ямой вместо унитаза. Да и подписи были еще более убогие, там отсутствовало какое-либо разнообразие и фантазия, по сравнению с первым. Правда на общем фоне почти что Пушкинские строки: «Хорошо в деревне летом – пристает говно к штиблетам» свидетельствовали о том, что душе писавшего всю эту убогость, все же изредка были не чужды высокие порывы и своеобразное чувство умиления перед родными просторами.