Виталий Пажитнов - Кантата для тумана, Алана, и… и нескольких былых поверий…

И Алан ещё раз залез к во внутренний карман куртки, вытащил сигареты, закурил и положив уже полупустую пачку обратно уже почти что приблизился к тому самому небольшому проулку, выходящему прямо на набережную. И верно, когда он подошёл к нему метров на 30, то внезапно вылетевший оттуда порыв свежего, и довольно-таки прохладного ветра с набережной сразу-же заставил его довольно-таки сильно поёжиться, и он немного склонив голову и засунув руки в карманы пошёл к этому уже близкому перекрёстку. Да, ну вот вроде-бы и немного уже осталось… И он ещё поглубже засунув руки в карманы повернул на этот проулок, выходящий уже прямо на набережную.

– А всё-таки это должно быть наверное странно, – ещё раз отметил про себя Алан, – да и пожалуй это вообще-то как раз то, что я уже довольно давно уже иногда наблюдаю, и до чего мне пока было никак не добраться… Да, эти очень странные и загадочные желтовато-оранжевые, и часто немного зеленоватые свечения внизу у самой воды на многих, а если точнее-то на нескольких местах на этой набережной… И тут он ещё раз немного приостановился, залез рукой в карман за очередной сигаретой… Да, и в довесок ко всему, – это ещё та самая, очень тонко изготовленная серебряная лавровая ветвь, которую принёс Дорну во время его поездки в Дублин один молодой человек, и его рассказ об этом желтовато-оранжевом свечении, которое уже неоднократно появлялось около того места где он работал обычно по вечерам, где-то от 17—18 и где-то до 22—23 часов… Да и в результате несколько дней назад, когда он уже заканчивал работу это свечение опять и уже как обычно появилось на своём месте, и вдруг он услышал какое-то пощёлкивание рядом с собой, потом услышал, как кто-то зовёт его по имени, и когда он обернулся, то в руках у него оказалась вот эта вот тонкая серебряная ветвь, и кто-то и очень чётко и очень разборчиво ему объяснил, что он должен будет передать её Алану Асену, адрес такой-то, такой-то, а если мистера Алана в это время не будет, то тогда передать её его соседу Дорну, да и ещё и приглашение ему, Алану Асену быть сегодня, в такое-то время на этом указанном месте…

Ну что-же, и Алан докурил, выкинул окурок в ближайшую урну, и поправив воротник вышел уже как раз на ту самую набережную, которая где-то метров через 300 делала свой небольшой поворот, и где на этом самом изгибе набережной и должно было быть…

– Ага, а вот и он, тот поворот, – и он подошёл к краю набережной, и перегнувшись сразу-же увидел около изгиба у самой воды то самое, желтовато-оранжевое и немного зеленоватое, и как-будто-бы живое знакомое облако… Да, а вот и оно. Он подошёл чуть ближе, потом ещё, потом ещё… И через минуту он стоял уже прямо над ним, глядя как поблескивают и переливаются эти загадочные краски… Да, а это пожалуй…

Да, но додумать это он так и не успел. Вдруг, и совершенно внезапно в глазах его стало очень светло, потом вдруг как-будто-бы порыв какого-то очень сильного ветра, и вот он уже с каким-то криком летит туда, в холод и вниз…

Но однако нельзя не отдать должное и не отметить, что пришёл он в себя довольно быстро, и сразу-же обнаружил что висит он примерно посередине этой 12 метровой набережной, зацепившись краем своего плаща за один из выступов железной служебной лестницы, о существование которой он раньше даже и не подозревал…

Да, плащ его действительно очень прочно зацепился за край одной из ступенек этой старой, и немного уже проржавевшей лестницы, и ему стоило немалого труда отцепить его оттуда, и приподнявшись на несколько ступенек вверх он остановился, и попробовал сообразить, что-же это такое с ним произошло, почему, и что-же это всё-таки было…

Да, это желтовато-зелёное пятно… Да, и как он стоял и смотрел, как оно переливается, как вдруг оно совершенно неожиданно мигнуло и засветилось каким-то ярким и неожиданным светом, и таким ярким, что он почти сразу прищурил свои глаза, а потом вдруг почувствовал что до него вдруг доходят какие-то мысли, чувства, слова, идущие от этой яркой вспышки света, да, и слова… Да, а какие это были слова ему расслышать просто уже не удалось, потому что буквально через секунду он уже совершенно удивлённо и абсолютно ничего не понимая уже уцепился плащом за одну из этих выпуклых ступенек, весь продуваемый весьма холодным, и скорее всего северным ветром. И только уже отцепив от спасительной скобки край своего плаща, и посмотрев вниз, где под ним в нескольких метрах выступала примерно 10 метровая прогулочная пристань – платформа (да, одна из тех небольших прогулочных пристаней, которых довольно много в некоторых местах на этой длинной и весьма высокой набережной) … Да, а здесь довольно-таки прохладно, – подумал он, и поднялся на две ступеньки вверх, и попытавшись немного поуютнее и немного понадежней закрепиться попробовал всё-таки немного разобраться, что-же это здесь собственно вообще-то с ним случилось… Да, а непонятно, весьма… Ну и прохладно-же здесь, ну да и пора пожалуй отсюда уже выбираться… Ого, а это что такое? Да, а это было очень неудобно и совсем не вовремя, – да, его левая рука, так ровно лежавшая на этой перекладине вдруг… Да, а она почему-то и совершенно неожиданно вдруг затекла, и он с небольшим удивлением только отметил, что он пока может шевелить только лишь своими пальцами… Ого-да, а это что такое? Он попробовал уцепиться за упор своей правой, ещё раз попробовал свою левую – почти не слушается, потом посмотрел вниз, на эту 10 метровую платформу…

Но тут весь ветер вдруг неожиданно стих, и где-то через пол минуты он внезапно почувствовал как по всему его телу прошёлся как-будто-бы какой-то волнообразный и довольно-таки мягкий поток каких-то мелких покалываний, через минуту – второй, но только явно поменьше… Да, а что это? Бррр, ну и холодно-же здесь, бррр, бррр, ну и прохладно…

– А ты об этом лучше не беспокойся, а если не хочешь висеть здесь и дальше, то пожалуйста, и мы тебя об этом особенно просим, скажи нам, действительно-ли ты Алан Асен, и если это так – то тогда мы все, и очень искренне и очень сожалея просим у тебя прощения за ту неожиданную превратность, которая доставила тебе немного лишних неудобств, и мы крайне об этом сожалеем…

– Ну что-же, действительно зовут меня Алан, а мой отец носил довольно старинную и весьма благородную фамилию Асен, и следовательно и я тоже…

– Ну что-же, тогда просим наши извинения, и крайне сожалеем об случившемся, – ответил ему довольно громкий, немного ироничный и очень мелодичный голос невидимого пока ему собеседника…

– Ну что-же, я был бы весьма рад так-же с вами познакомиться, но – только вот почему-то вы со мною совершенно спокойно разговариваете, а я вас совсем не вижу, и…

– И совершенно верно, и совершенно не должны нас видеть, но если вы действительно Алан Асен, то что-же, тогда согревайтесь…