Елизавета Дворецкая - Последний взгляд Марены

Кое-где причитали вовсе не от радости: к Леденичам и Рудяничам вернулись не все, и женщины поливали горькими слезами пояса, врученные им Вышезаром-Ярилой, старшим над «зимними волками».

Веснояра тайком шарила глазами по толпе, отыскивая Травеня. Вышезар, с которым она справляла «Ярилину свадьбу» уже четвертый год подряд, был всем хорош: не так чтобы очень красив лицом, зато высок, силен, разумен, ловкий охотник и толковый работник. Все ждали, что именно ему она достанется, когда Леденичи наконец приедут забирать невест. И лес валить, и пахать, и косить, и ложки резать, и железо ковать – все он умел, да так хорошо, что старики отпускали его в лес на зиму со стонами, ради обычая. А еще потому, что мало кто приносил по весне столько куньих, лисьих, беличьих шкурок.

Любая девка за таким женихом босиком по снегу бы побежала, но Веснояра не ценила своего счастья. В присутствии Травеня ей не удавалось думать ни о ком другом; он притягивал ее, даже когда она на него не смотрела. И чем взял, спрашивается? Парень как парень, стройный, ловкий, лицом ничего себе, но и не сказать чтобы красавец. Однако было в его живом лице и насмешливых глазах что-то втягивающее, раздражающее, манящее и обещающее. Ухмылка, сдержанная и задорная, словно намекала на нечто столь захватывающее, что потом долго не шла из ума. Волосы темно-русые, бородка отросла рыжая – смех да и только! И глаза не голубые, как у Ярилы-молодца, а желтовато-серые, как у Ярилы-волка. Но этот волк будто вилял хвостом по-собачьи, припадал к земле, приглашая с ним поиграть, подсовывал лобастую голову под ладонь и улыбался. Все это забавляло, дразнило, влекло Веснояру, хотя она всегда знала, что предназначена для другого. С Травенем она могла только плясать в весенних кругах, и то если Вышезар не смотрит. А Вышезар присматривал за будущей женой, какой ее считал, и эти двое уже не раз затевали драки.

Встретив взгляд Лели, Травень подмигнул, и она опустила глаза, подавляя улыбку и пряча лицо за пышным березовым венком. Вспомнилась их случайная встреча на дворе у Хотиловичей – тогда Веснояра почти не разглядела его в темноте и не была уверена, что ей все это не померещилось. Но сейчас она по глазам его поняла: не померещилось. И… это еще не все. Взгляд Травеня, задорный и значительный, обещал ей новые чудеса.

На площадке зарезали молодого барашка в жертву богам, окропили кровью идолы, потом старики понесли его голову и ноги на ближнее поле. За возглавлявшим шествие Леженем следовал Ярила, ведя за руку Лелю, за ними парни и девушки, потом мужчины, и все пели:

На каждом углу поля шествие останавливалось, в земле копали ямку, лили в нее пиво, сыпали зерно из посевных запасов, а Ярила так охотно целовал свою подругу, обещая земле, скоту и людям всяческое плодородие, что народ вокруг одобрительно кричал и смеялся. Раскрасневшаяся Леля под конец стала отбиваться – чего свидетели не одобрили.

Тем временем женщины готовили в обчинах столы. Главным блюдом была яичница, а еще пироги с мясом, зелень, пиво, мед. Во главу стола посадили Ярилу с Лелей, по сторонам уселись напротив друг друга парни и девушки. Сейчас, на празднике в честь юных весенних богов, им принадлежали первые места, тогда как на праздниках после сбора урожая тут сядут зрелые отцы и матери, а зимой, на солнцеворот – старики и старухи.

Устроившись между сестрами Домашкой и Лебедью, Младина поправила заушницы, подняла глаза и обнаружила напротив себя Травеня. Здесь он никак не мог оспаривать у Вышени место возле Лели во главе стола, но они с Младиной сидели очень близко к верхнему концу. Встретив ее взгляд, он задорно подмигнул с таким видом, будто у него нечто приготовлено только для нее. Зная, что просто у него обычай такой, Младина строго поджала губы и опустила глаза: она не желала принимать пустых любезностей. Но тут до нее дошло увиденное, и она в изумлении вскинула взор.

На груди Травеня, под распахнутым овчинным кожухом, краснело несколько пятен, похожих на кровь.

– На лову, что ли, был? – Она кивнула на эти пятна. – Рубаху бы хоть переменил, или у тебя нет?

– Был и на лову! – охотно подтвердил он. – Ловил куниц, белок, серых уточек, белых лебедушек! И теперь еще поймаю!

– Широко шагаешь – порты не разорви! – осадила его Младина. – В грязной рубахе, а туда же, в обчину! Хоть богов постыдись, непутевый! Бесстыжие твои глаза!

– А чем тебе моя рубаха не угодила? – Травень в удивлении оглядел себя, и Младина усмехнулась: мало кому удавалось смутить этого ловкого парня.

– Так в крови вся!

– Где? – Травень еще раз обозрел себя и взглянул на нее с искренним недоумением.

Похоже, не прикидывался.

– Домашка, глянь! – Младина дернула за рукав сестру. – У него кровь на груди, а он и не видит!

– Где? – Домашка уставилась на Травеня, но быстро опустила глаза под его вызывающим взглядом. – Да ну, ты что выдумываешь?

– Я не выдумываю! – Теперь уже Младина удивилась. – Ты разве не видишь?

– Молода ты еще на парней глаза пялить! – строго осадила ее Лебедь, самая старшая из незамужних правнучек Гостимила Суровича.

Травень расхохотался, а Младина отвернулась. Украдкой бросив взгляд на парня, она вновь увидела на сером полотне рубахи яркое пятно свежей крови – да большое, с две ладони. И на руках вон тоже… Как они не видят? Но и сам он не видит и вроде бы не думает даже, что она там может быть. Что это значит?

– Послушай-ка, Ярилушка, про нашу беду! – начал с другого конца стола Лежень, когда утолили первый голод и уже начали запевать.

Народ притих – все знали, о чем сейчас пойдет разговор.

– Что у вас за беда? – Вышень выпустил руку Веснояры и нахмурился.

Он еще ничего не знал – обряды раньше не давали времени для разговоров о житейских делах.

– Вышел спор у нас за угодья.

Вышезар-Ярила слушал, постепенно меняясь в лице. В мыслях его еще царил сумбур после «превращения», возвращения домой, встречи с родичами и Весноярой. Обычные житейские заботы пока оставались от него далеки. Но то, что ссора его собственного рода с Хотиловичами может разлучить его с невестой, он понял довольно быстро и оглянулся на девушку: она сидела, опустив глаза. Что Хотиловичи пометили выбранный ими участок, не подлежало сомнению: это видели и их родичи из Залом-городца, уважаемые люди, свидетельством которых нельзя пренебречь. И теперь Суровец с братьями обвиняли Леденичей в том, что они тайком срубили межевые березы, сделав участок как бы ничьим.

– Не знаю, что за леший эти березы заломал, а из моего рода никто к тому не причастен! – с негодованием восклицал Красинег, оправдываясь перед собственным сыном, который в этот день воплощал весеннего бога.