Игорь Олен - Хеопс

Ночью часть вкалывала при кострах, часть ела. Парень сказал:

– Все сдохнем. Лучше в солдаты. Я попрошусь потом. Здесь не жизнь мне.

– Зря ты, – кто-то сказал. – Молод и ты не знаешь, войско всегда в работе: то на Синай идёт, то нубийцы, то вдруг ливийцы… А при Хеопсе впервые, что так работаем. Самый лучший царь! Знал бы прежних: Хýни и Снофру. Сказывают, это лишь, оттого что царя нет. Где-то он в море. Строят, чтоб его встретить. Будет царь – будет лад. Будем хлеб растить, рыть каналы. А вот чтоб Нил ломать – царь не даст!

Парень верил, но и себя знал: он хотел в армию, ему легче труд крови, знал он, чем даже сельский труд; а такой труд, надрывный без перемен, – смертелен… Он, отойдя во тьму, скользнул дальше. После вдруг побежал… И замер. В заводи отражались звёзды. Что бежать? Ни к нубийцам, ни к азиатам не добежать, поймают… Разве к ливийцам? Но и до них – пустыня и пограничники. Мир велик – бежать некуда… Он вернулся, чтоб скрыть побег, с ношей земли для дамбы.

Насыпь от берега отошла-таки: сетки держали землю. С левобережья насыпь быстрей росла – там был чати.

Нил не размыл запруду: выше он свернул в русло, что ему вырыли, и потёк там. Дамба же стала новым его правым берегом. Повели через старое, опустевшее русло мост. Отрезки Юг – Север сомкнулись над скопищем воткнутых в ил колов с людьми. Парень снизу смотрел на мост, где достойнейший Друг Царя Хамуас и прочие из чинов сказали, что «Путь Ра выстроен».

После пошли: кто к северу, а кто к югу облагораживать путь цветами и строить арки, как из цветов, так и из лент льняных.

Вскоре путь представлял собой бесконечный ковёр в цветах.

Люд, одев в новое, выстроили вдоль тракта – на солнцепёке и в тени пальм, как кому выпало. И стояли. Парень, попавший в тень, через путь видел тех, коих жгло с утра… Ра, сместившись, брызнул в конце концов и ему в лицо.

Слух прошёл, «царь грядёт». Все воспряли.

Но царя не было. Не давали ни расходиться, ни есть и пить. Зной разил слабых. У парня в висках стучало. Венок на его шее вял, и пот смердел уже.

Вдали пискнуло. Вроде как музыка: флейты и барабаны… Примчал гонец.

– Царь, великий Хеопс, Хор здравствующий! Падать перед царём!

В музыку, долетавшую порой, вплёлся скрежет. Парень, хоть глаз слепило, разобрал блеск к северу.

Но ещё час прошёл, прежде чем шум стал явственен. Впереди нечто, не различаемого из-за солнца, шли музыканты. После них – жречество в шкурах львиных и антилопьих, в схенти, в мантиях и в ином, в лад культу. Были здесь жрецы Ра, Птаха, Сета, Хора и той же Бáстет, жрицы и жрецы Нут, Хнума, Тóта, Сóхмет, Хатóр, Мерт-Сéгер, Мина, и Монту, и Хаухéт, и Беса; многие несли крест жизни. Далее шли маджаи – чёрные, исполинского роста и в красных юбках, с пиками и мечами…

Вопль всё потряс вдруг.

Парень и сам взорвался не своим голосом:

– А-А-А!!!

Плывшее выше пальм, рвавшее носом арки, было огромнейшей красной баркой с мачтой, где, под навесом, на троне, сиял Хор жизни. Рядом – Хозяйка Чести, Исида в семнадцатом поколеньи, дивная Хенутсен сверкала. И их опахивал сгорбленный Друг Царя Хамуас и Единственный Друг Царя Петефхапи. Барку влекла на катках знать, вся в белом.

– БУДЬ ЗДРАВ!!! – парень рыдал.

Хеопс исходил гневом. Угол длинного его рта вздрагивал, ноздри вдруг раздувались; пот тёк по щекам к ритуальной бородке. Он был в царском наряде. Ибо на нём был большой красно-белый венец Египтов, ускх-ожерелье с обилием бирюзы и золота, плиссированный белый схенти с праздничным поясом, ниже – сандалии в самоцветах. Он держал царский скипетр – крюк с бичом. Солнце било в глаза в том числе и от них. На лбу его был урей – знак власти.

Третий день он ехал к югу, в Мемфис, сидя вот так на троне в полном наряде, ночью же отдыхал с царицею Хенутсен в каюте. Ночью смолкал рёв черни – и замирала барка, и стыла призраком в центре мира.

Царь злился. Он был обманут.

Семь дней назад он плыл на барке, примчалась лодка, в ней Друг Единственный Петефхапи просил о встрече. Лишь он позволил, в лодке встала царица и взобралась по сходням, вслед за ней – принц Хефрен и, кланяясь, Хамуас. Воин, взойдя следом, пал ниц. Стенали, что страна в скорби: люд спрашивает, где он; жертвы отложены, царь ведь первосвященник; пропущен сам День Кормлений – главный из ритуалов… Стенали трое: супруга высматривала Эсмэ. Он крикнул, что не желает в Мемфис, что он дал слово быть в барке, коль не случится чуда. Чтоб изменить Египет, надобно чудо, он говорил им. В прежний Египет он не поедет, ибо решил так.

Гости сказали, что они с чудом: царь не сойдёт с барки, но будет в Мемфисе, вот как.

В Ра-Кедите (названном им «Эсмэ»), где барка не была месяц, он встретил толпы и наблюдал, как барку влекут на стапель, а после катят по взявшему вдруг тракту, ровному и прямому, через поля и чащи, через озёра-реки. Он не заметил, как сел на трон в царском платье на верхней палубе под навес.

Он поражён был.

– Путь Ра, – сказали.

– Чудо! – признал он.

Так, «не сошед с барки», он ехал в Мемфис, не изменя себе.

Чудо? Истинно!

С барки он не сошёл? Да, истинно!

К тому ж речь вели о «двойном чуде»: мол, от Ра-Кедита видно Мемфис.

Впрямь: на другой день Город блеснул вдали (150 км) в зыбком воздухе.

В этот день царь, придя в себя, понял, что он обманут.

То, от чего он бежал, вернулось: барка на тракте, взявшемся ниоткуда, толпы вдоль тракта, путь в цветах, ритуал, помпа, – все это чуда были тем чином, кой он отверг. Он видел, что эти чуда суть строй Египта, что этим строем, вдруг сотворившим Путь, спрятана в трюм Эсмэ… То есть его любовь и вообще Любовь спрятаны! Рядом же – строй Египта в виде вельмож, наследника и царицы да воплей черни, собранной здесь насильно. Также он понял, чем обошлось чудо , сладкое Хенутсен в той мере, что она млеет. Чтобы покрыть путь плитами, согнан был весь Египет. Плиты доставлены, а грунт выровнен кровью сорванных со своих мест масс. Здесь сотни тысяч, столько же, или больше, плиты рубили и волокли сюда…

Слыша ход опахал, видя принца-наследника, стывшего у бушприта в праздничном схенти, царь вдруг воскликнул:

– О, меч царя! Брось труд! Ты устал в битвах. Я дарю Хамуасу, Другу, радость единственному студить меня… Справишься, о, мудрейший? Ты свершил чудо большее – путь сей с плывущей баркой. О, я воздам тебе! – Царь сжал скипетр – крюк и бич. Он хотел их швырнуть в Хамуаса, но удержался.

Сгорбясь, тот крикнул:

– Меджéду Хор! Меджед Эр Небти! Нес Бити Небти! Бикуи Нéбу Небтауи Хнум-Хуфу! Честь!

На нижней палубе рыком глашатаи повторили:

– Меджéду Хор! Меджед Эр Небти! Нес Бити Небти! Бикуи Нéбу Небтауи Хнум-Хуфу 5 5 Ярчайший Хор, Возлюбленный Двух Богинь, Царь Верхней и Нижней Почв, Избранный Двух Владычиц, Сокол Златой, Царь Двух Египтов, Хранимый Хнумом (др. егип.). !!!