Viktoria Pressman - Дальше, чем край земли. Путешествие в сердце

Когда входишь в град, старый город, обязательно надо найти собор и зайти в него, обойти его вокруг; при наличии крепости, зайти в нее. В любом случае надо войти и выйти, и это метафизика дороги: поймать вибрацию времени и духа, получить еще один штамп в небесном паспорте.

В ночи забираюсь по извилистой тропе в крепость, иду по навесному мосту, дохожу до врат, стучусь, в окне появляется глаз привратника… «Кого, черт возьми, занесло в такое время года и ночи?»

«Это я, фрейлина ветра. ….»

«Да да, сударыня». Скрип дерева и железа. Я внутри. Город спит. Все похоже на театральную декорацию. Луна освещает дрожащие тонкие стебли. Все ставни закрыты. Ветер открывает дверь церкви на площади с журчащей водой. Во всех старинных альпийских городках на главной площади есть источники журчащей чистой воды с висящим на цепи кувшином – можно пополнить запасы пресной воды и снова в путь. Много ли надо человеку для поддержания живота? Кувшин чистой альпийской воды, хлеб, сыр и немного вина. Дорога приведет вас к источнику живой воды. Вхожу в церковь, ветер открывает двери. Тишина, ни души. Иду к кресту. Всегда надо идти к кресту.

Минус пятнадцать, я уже высоко, самая трудная ночь – под елью, накрывшись еловыми ветками в худом спальнике. Под утро снова в путь. Значок желтого треугольника указывает дорогу. Когда сбиваюсь с пути – это в интересах дороги. Потеряв тропу, по колено в сугробах иду по направлению к снежному пику. Нахожу сколоченный треугольный домик, обитый войлоком, высоко в соснах, у подножия Монтженевро, у границы с Францией. Похоже, что домик, напоминающий скворечник, сколотили скауты, а потом уже его периодически использовали такие случайные бродяги как я. В доме карты, внизу чьи-то вещи, мангал, несгоревшие свечки в домике. Разбросанные черепа животных, карта джокера. Я провожу две прекрасных ночи, на берегу моей реки. Тлеют угольки в мангале, я танцую под яркими звездами. Варю суп из грибов. Сгорают мои кроссовки, когда я пытаюсь их просушить. Я краду обувь и спальник из домика на другом берегу реки. В интересах дороги. В последнюю ночь приходят волки, и я рада, что я высоко.

Вперед. Дорога зовет. Снег по колени, ноги насквозь промокли, я уперто иду по маркировке, через горы, в летних трекинговых ботинках, подрезанных в трейлере. Подъем в крутую гору, скользко, мокро, под снегом скрываются пустоты. Чуть не падаю несколько раз, тропа все круче вверх, ползти почти что невозможно. Вишу над пропастью, рюкзак летит вниз, виснет на дереве, чудом не упав в реку… Я разбиваю вдребезги замерзшие колени, спускаюсь кубарем за рюкзаком. Все мокрое. Терпение на пределе. Моя La Durance – моя выносливость. Возвращаюсь на проезжую дорогу и иду по ней. В обход, до границы с Францией. Самое трудное позади. Ночую на паперти церквушки Святого Спевсиппа. На следующий день дорога приводит меня в небольшой лыжный курорт. Сезон только начался. Вид у меня странный. На лыжника я явно не похожа, иду вдоль лыжной трассы со своим огромным рюкзаком. В деревне покупаю новые перчатки и еду. Франция выглядит довольно цивильно и приглажено. Какую-то часть пути меня подвозят на машине. Я уже не так высоко в горах. Тропа идет через красивые средневековые городки, скалы, поля. Светит солнце. В цитадели старинного города Систерон я провожу ночь. Ужинаю бутылкой Божоле и салями. Оставляю в цитадели свой посох. Прощаюсь с горами. Они проросли в моем сердце. Я вернусь, я обязательно вернусь, чтобы закончить. С гор спускаюсь на автобусах, все ниже и ниже, к морю. Похожее чувство я испытывала когда-то в Малайзии, после того как провела почти неделю без денег в Камеронских высотах. Когда я покидала джунгли, я плакала, прощаясь как будто бы с очень близким мне человеком. Вот и Марсель. У меня поднимается высокая температура, понос, пищу принимать я не могу. Провожу три ночи в бреду в дешевой гостинице мусульманского квартала. Обшарпанная комната. Ставни. Вид на площадь с каруселями. На третий день я воскресаю, иду гулять по Марселю. Деньги заканчиваются. Неожиданно оказываюсь перед домом святого Иакова, моего нового друга и покровителя. Мне дают прекрасную комнату, паспорт пилигрима, и снаряжают дальше в путь. От Арля начинается Тулузский Путь в Сантьяго. Но у меня температура, болят колени, тело обессилено… Я играю джаз в галерее жены главного пилигрима Прованса на пианино Kawai. Меня снимают на камеру, кормят, лечат. Неделю я отлеживаюсь, отъедаюсь, гуляю по Марселю.

Потом я возвращаюсь туда, где когда-то был мой дом. Милан-Таллинн. «Я обязательно вернусь, чтобы закончить дорогу. Camino is in my heart.» В Таллинне я веду себя словно пират, сошедший на берег – я пускаюсь во все тяжкие, и после всего содеянного, убегаю по направлению к третьему Риму.

Печоры. Искрится снег, светят мои родные звезды и видно млечный путь. На пути в Москву. Небо Москвы. Следующая станция – Норманнская, или Франкская? Быть может следующая станция «хочу тебя обнять»? Нам светит компас неземной…. Где я? Потеря ориентации. Lost and possibly found. Иногда так странно вновь обрести свой дом.. Тихая гавань. Капитан. Рядом с домом – библиотека им. Гумилева. Мой волоокий рыцарь. Моя муза дальних дорог.

Млечный путь над головой

Вечное сиянье

Разум мирозданья

Молчанье и покой

В первый день весны, в день рождения моей любимой бабушки, я ставлю свечку за упокой и покидаю Москву. В книге придворной японской поэтессы Сей-Сенагон написано, что в четвертую фазу убывающей Луны надо менять направление пути и останавливаться в чужом доме, чтобы запутать следы. Да, мне надо запутать следы. Итак, меняю направление, путаю следы, ломаю ключицу, за окном минус 20, но птицы уже поют, первая неделя марта. Стоп-кадр.

Меня окружают дети, лысая кошка, вчера было прощеное воскресенье. Бывает, что слово прости теряет свою свежесть и актуальность, становится заезженным, но все равно у меня получается выдавить из себя несколько галлонов приправленных правдой и горечью этих самых «прости», которые звучат все еще свежо и оказывается, что это кому-то нужно! Тишина Поста. День первый. Иногда лучше оставаться на месте. Иногда лучше молчать. Язык Божий – силентиум.

Дом, где меня так хорошо принимают, почти что как в доме родном, стоит на перепутье дорог, где-то на Золотом кольце России. В городе том золотом под серым небом – 5 монастырей, с десяток храмов, речка, озеро Плещеево, туберкулезный диспансер, святые источники, старец, музей изобразительных искусств.

Справа от меня – склонившаяся на груди бабушки головка маленькой Аленушки, 8-месячной ангелоподобной девочки, за окном – белый освещенный мартовским солнцем снег, справа – пути-дороги сквозь дремучий лес, огонь первозданной свободы, и взгляд исподлобья гордых, отпущенных ветром небес.