Валерий Тимофеев - Сын ведьмы. Волшебная сказка

Потупился Су Анасы взор.

– Влюбленная русалка – это считай что потерянная для нас и нашего ведьминского роду русалка. Она не о деле общем думает, а только о своих переживаниях, шуры-мурах да сюси-пусях!

Захихикали приближенные, слова Убыр слушая, головами согласно закивали.

– Еще примеров? – спрашивает Убыр.

– Давай, – покорно лепечет Су Анасы.

– Пожалуйста! Пост свой оставила, ни заявления на отпуск, не депеши какой, мол, отлучусь ненадолго, – загибает пальцы Убыр. – Работу свою, тебе порученную, бросила, фронт борьбы оголила. Девять месяцев за тебя другим пахать приходилось.

– Я отработаю.

– Ой, ли?

– День и ночь, без сна и без отдыха… Самую черную работу…

– Подожди с обещаниями! Я тебе еще слова заключительного не давала.

Встала Убыр, вокруг Су Анасы обошла, острым взглядом ее осматривая, шкуру на ощупь попробовала, зачем-то понюхала.

– Перво-наперво расскажи нам, только без ссылок на беспамятство и потерю шкуры – не предала ли интересы родни своей, ведьминской? Не поступила ли к роду человеческому на службу?

– Нет, что ты! – ужас охватил Су Анасы. Заподозрить ее в измене! – Нет!

– Как шкуру отыскала? Какой выкуп заплатила?

– Без выкупа взяла! Случайно нашла, – затараторила Су Анасы. – В одной избушке вместо украшения на стене висела!

– И я должна поверить, что тебя запросто так взяли и в дом пустили, а потом так же запросто шкуру отдали? И ты им взамен никакой тайны не сказала? Никакого секрета нашего не раскрыла?

– Прикинулась заблудившейся, имя себе придумала Адашкан, на ночлег напросилась, – на ходу сочиняет, – а утром раненько встала, шкуру схватила и бежать.

– Ловка, плутовка, – вроде как восторгается Убыр. – Моя кровь! Без мыла куда хошь пролезет!

– Верно, верно, матушка, – тараторят слуги, – твоя кровь!

– А кулончик твой гдей-тось? – спросила, как из-за угла ударила.

Прижала руки к груди, да поздно. Нечего прикрывать.

«Ах, черт-чертяка! – помянула рогатого. – Тебе одному про кулон говорила, ты один тайну эту знал». Но вспомнила, как черт просил его не выдавать, и про встречу с ним никому не говорить. Значит, не он донес, не его вина. Это Убыр такая глазастая!

– Кулончик я за шкуру оставила, – призналась наполовину. – Должна же я была чем-то людей отблагодарить за то, что сберегли потерю мою.

– В благодарность, говоришь? С каких это пор мы, ведьмы, такими благородными да благодарными стали? Ты прямую улику оставила! Ты дорожку в наш темный мир, почитай что раскрыла!

– Матушка Убыр! Не губи! Дай верой и правдой грех свой искупить, позор смыть, – в ноги упала.

На удивление всем Убыр русалку за плечи подняла с колен, пред собой поставила.

– Будь по-твоему, – согласились, – служи. А я посмотрю.

– Век твоей доброты не забуду!

– Но-но, – останавливает ее Убыр. – Ты раньше времени-то не радуйся, что легко отделалась. – Погладила она русалку по голове, гребень ее золотой из волос выдернула и в карман свой бездонный спрятала. – Была Су Анасы у нас ведьмой водяной? – к слугам обращается.

– Водяной, – подтверждают хором.

– Станешь простой русалкой, – приговор свой вынесла.

– Русалкой!?. – ахнули прислужники, за голову хватаясь. – Простой?

– Имя тебе будет то, каким ты себя перед людьми окрестила – Адашкан!

– Надолго ли? – спросила русалка.

– Пока не докажешь свою невиновность и преданность. Пока слуги мои кулон твой не найдут и назад не вернут! И вот еще что! Из пруда ни на шаг!

– Но как же я… – хотела про Батыра сказать, вовремя язык прикусила.

– Ты не поняла меня? – грозно спросила Убыр. – Запрещаю тебе не просто покидать пруд, но даже нос из воды казать! Ясно?

– Ясно.

– Все, уведите! – и уже вдогонку главному стражнику приказала, – у каждой проруби, у каждой полыньи стража поставьте! Нечего ей на берегу делать!

Не ведая тайных законов и правил этих темных сил, живя своими делами и своим умом, день за днем, месяц за месяцем приходит на пруд очарованный красотой ли, ведьминым ли приворотом Батыр.

С той самой первой и единственной сказочной ночи не видел он свою возлюбленную. Ушла и как в воду канула. Вот уж точно – присказка в самую точку!

Зная, кто она такая, в ее родной стихии и искал Батыр невесту. Придет вечерком, когда все вокруг затихнет, сядет на пирсе или на прибрежном камушке, ноги в воду опустит и зовет тихим голосом.

– Су Анасы! Любимая! Приди ко мне!

Пока лето было, до полуночи сидел или бродил по мелководью, в черноту пруда всматриваясь. Потом осень пришла, вода остыла, уже ноги в ней не искупаешь, на камушках холодных не посидишь. Но нет такой силы, которая бы отвадила Батыра от поисков любимой.

Выпал первый снег, робкая корочка льда легла на воду – сначала у берега, потом и к середке простираясь. Еще на лед не ступишь, в воду не заглянешь. А Батыр все равно на посту – как на работу без выходных и отпусков, хоть часы по нему проверяй! И все одну песню заводит:

– Су Анасы! Любимая! Приди ко мне!

Мог бы уже и что другое придумать, или продолжение сочинить. Но нет в его сердце израненом других слов. А если и есть, то он их только ей, шепотом, на ушко скажет. Вот дождется – смилостивится и выйдет к нему, – прижмет к груди и все, что в сердце накопилось, ей одной, и никому более.

Он, наивный, думает, что если нет никого вокруг, то никто его не видит и не слышит. А в подводной бухгалтерии каждый день его ожиданий и поисков, каждое слово, им оброненное записываются, хранятся и в нужное время при надобности, – для защиты или для наказания – предъявлены будут. И не отвертишься!

Сотни подводных обитателей видят его и слышат его. И, по меньшей мере, половина, которая о такой любви и преданности днем и ночью мечтает, до слез завидует сестре своей пропавшей.

– Мне бы окрутить такого молодца! – закатывает глаза одна русалка.

– Размечталась! – подкалывает Куцый. – С него сначала чары Су Анасы снять надо, а уж потом и глазки строить!

– И телом красив, и душою предан, – вторит другая.

– Ты на себя в зеркало когда последний раз смотрела? – опять встревает черт, девичьи мечты ломая.

– За такого и умереть сладко! – закатывает глазки третья русалка.

– Умереть – это самое простое, – вздыхает первая русалка.

– А вот ты попробуй, завоюй его сердце! – заводится вторая русалка. – Это настоящий подвиг будет.

– Нашей Убыр непременно понравится, – говорит третья, – глядишь, и в должности повысит.

– Ну да, повысит, – усмехается Обломан. – Особенно тогда, когда вы душу его погубите и своей карге безвозмездно служить заставите!

– Ну тебя, черт! И помечтать не даешь!..

Вот и весенние деньки пришли. Но не усталость и отчаяние Батыру принесли, а новую надежду. Блеск в его глазах неожиданно появился и улыбка нет-нет, а мелькнет на исхудавшем лице.