Микола Адам - Хроники Беларутении

– Дай хоть отдышаться! – хватала ртом воздух Светлана, вырвавшись из медвежьих объятий Колюни, когда он снова был готов вцепиться в ее губы мертвой хваткой своего поцелуя.

– Пойдем выпьем, – остановленный фразой Светланы, вдруг произнес Колюня.

Лицо девушки изменилось, глаза, сиявшие каким-то чудным светом, потускнели. Она знала, что к Колюне нельзя относиться серьезно, но надеялась, что не в ее случае, ведь она очень красива и, безусловно, нравилась Колюне… Она ошибалась. Как многие другие. Колюня не мог никого полюбить, потому что любил, и давно. Он любил Еву Момат, но отказался от нее, понимая, что с ним девушка будет несчастна. Поэтому, чтобы забыть ее, после срочной службы в армии он еще два года прослужил контрактником в горячих точках, бросив учебу, чтобы только не находиться с ней рядом, и уже после того, как она окончила вуз, восстановился, в одну группу с Егором, который тогда уже встречался с Евой. Колюня с ним подружился, обещав себе помогать обоим, чем сможет, а чтобы не так больно было смотреть на них, стал пить и вести беспорядочный образ жизни. Всех это устраивало. Своим пассиям он никогда не клялся в любви и предупреждал сразу, что на длительные отношения с ним пусть не рассчитывают. Однако в последнее время Колюня изменился. Ему надоело просыпаться каждое утро почти всегда с новой девушкой в постели. Ему нужна была одна-единственная, и если это не Ева Момат, пусть будет другая, но настоящая, а не кукольная. Именно кукольного типа девушки чаще всего ночевали у Колюни…

– Колюня, – почти простонала Светлана, – ты хоть день можешь прожить без водки?

– Могу, – прохрипел тот, закуривая. – Но не хочу. Ты идешь? – спросил.

– Куда? – вздохнула Светлана обреченно.

– В кабак, конечно.

– Нет, – покачала головой Светлана тоскливо.

– Как хочешь, – сказал Колюня. – Тогда я пошел.

Он чмокнул девушку в лобик и, не оглядываясь, зашагал вверх по улице.

Колюня направился в сторону Площади Победы в бар «Океан», который Егор окрестил тошниловкой. Он появился там однажды, забрать пьяного друга, сладко спавшего на разбитом после драки столе, с размазанной по лицу чужой кровью. Почему-то разбить в кровь лицо Колюне никто не мог. Фингалы ставили, а вот кровь пустить не получалось. Колюне нравилось в этом заведении. Бармены с ним здоровались за руку и никогда не обижались за беспорядки, устраиваемые им, потому что за причиненный ущерб он в два раза переплачивал. Откуда деньги, никто не знал, а сам Колюня отшучивался, что, мол, наследство родственник из Америки оставил.

Как обычно, появлению Колюни в баре обрадовались, особенно три человека за одним из столиков. Это были молодые поэты, с которыми Колюня часто выпивал, любил пообщаться, но никогда не помнил (парадокс) их имен и каждый раз знакомился заново.

Поэты пригласили его за свой столик и возбужденно, перебивая друг друга, стали рассказывать, показывая пальцами и взглядами на соседний столик, из чего понятно было только одно: одних молодых людей обидели другие молодые люди.

– И чего вы хотите? – спросил Колюня.

– Ничего, – ответил один, с реденькой бородкой-пушком, – впечатлениями делимся.

– Ты бы не со мной, – прохрипел Колюня, выпив залпом налитые ему сто грамм вторым, широкоплечим, лысоватым немного для своих юных лет, – а с ними ими поделился.

– Мы хотели, – сказал третий, одетый, как тинэйджер, но на вид самый старший из троих, протирая платочком запотевшие очки.

– Мы хотели, – дразня, повторил Колюня и повернулся лицом к соседнему столику, за которым сидели четверо спортивных парней и девушка. – Налей еще, – сказал, обращаясь к собутыльникам.

В том, что поэтов обидели незаслуженно, было понятно, но Колюня решил разобраться, а заодно убедить обидчиков в неправоте и извиниться. Еще раз остаграммившись, он подсел к ним.

Колюня только собирался заговорить, едва удерживая ускользающую мысль о том, с чего начать, как был отправлен сильным ударом в челюсть вместе со стулом, на котором сидел, на пол. Девушка в восторге захлопала в ладоши и весело засмеялась. Колюня встряхнул головой, живо поднялся, схватил за загривок ударившего его и смачно приложил лицом о стол, при этом подмигнув девушке. Та застыла с открытым ртом, рука с вилкой и с насаженным на вилку пельменем остановилась на полпути. Пострадавший взвыл от боли, размазывая кровь по лицу и держась за нос, словно проверял, на месте ли тот, растерявшись от неожиданности. Не дожидаясь, пока трое остальных накинутся, Колюня вспрыгнул на стол и окончательно обезвредил первого ударом ноги в висок. Парень с тихим стоном вместе со стулом опрокинулся на пол и затих. Колюня намеревался таким же образом разделаться еще с одним противником, как минимум, но вдруг почувствовал дикую боль чуть ниже колена, заставившую его упасть спиной навзничь на стол и встретиться с торжествующим взглядом девушки. Это она воткнула ему в ногу вилку. Тут же двое парней из оставшихся троих прижали его руки к столу, третий принялся наносить удары по корпусу и по лицу. Однако ноги Колюни были свободными, чем он и поспешил воспользоваться. Тот, кто наносил с таким усердием удары, отлетел в сторону и, падая, зацепился за соседний столик, опрокидывая руками все, что на нем находилось. Те, кто сидели за столиком, долго не думая, подняли парня за шиворот и выволокли на улицу. Оставшиеся двое пытались удержать Колюню, веля девушке, чтобы та сняла туфлю и каблуком выколола глаза «мудаку». Колюня же «мудаком» себя не считал и поэтому обиделся. Разведя ноги в стороны (растяжка у Колюни была отменной, и на любой шпагат он садился не только на полу), словно змей, опустил на шеи удерживавших его. Парни отпустили руки Колюни и вцепились в его ноги, сдавливающие их шеи. Освободившимися руками Колюня столкнул обидчиков лбами и отпустил обмякшие тела, девушку прижал за горло к стене и, продолжая сдавливать, сплюнул кровь с разбитой губы и прохрипел:

– Ай-ай-ай, красавица, как нехорошо поступила!..

И без того большие глаза девушки испуганно вытаращились. Она хваталась руками за руки Колюни, уже задыхаясь. Колюня же очень хотел сделать последнее усилие, чтобы навсегда усыпить ее, но еще больше хотел попробовать на вкус ее губы, однако сдержал себя. Он ослабил хватку и отпустил руку. Девушка, громко кашляя и тяжело дыша, сползла по стенке на пол.

Колюня вышел на улицу, прихрамывая, закурил. Через несколько секунд из бара вынесли избитых им парней и бросили на тротуар. Их подобрала милиция. Колюня облегченно вздохнул: вечер удался.

Вернувшись в бар, первым делом он спросил, сколько сегодня задолжал, а получив ответ, отсчитал требуемую сумму.

Снова присоединившись к поэтам, которые тут же стали восхищенно вспоминать его подвиги и благодарить за восстановление справедливости, Колюня почему-то не удивился, увидев за столиком ту самую девушку, но поинтересовался, для приличия, что она здесь делает.