Юрий Окунев - Трудовые Будни Великого Героя

– Тринадцать с половиной лет. А ещё держал в руках карандаш, пастель и уголь.

Отец сделал паузу, а потом кликнул охрану – в комнату внесли мольберты, накрытые покрывалами.

– Свои работы сможешь узнать?

– Конечно.

– Тогда тебе стоит привстать.

Заключённого подняли с земли по стене. Тот обессиленно облокотился на холодные кирпичи и взглядом показал – «Я готов смотреть». Отец кивнул егерю и тот снял покрывало с первой картины.

– Окрестности Столицы в солнечный день, – буднично сказал Драко. – Написана два года назад, продана спустя три месяца. Покупатель остался неизвестным, цена была приличной – я гулял неделю, и у меня остались после этого деньги.

Мы с Роше переглянулись – ни фига себе! Такие деньги за картину! За клочок холста и капли краски, которые в сумме давали картинку, пусть и потрясающую.

Второй кивок, падает полотно со второй картины – как я и думал, далее следовал лугат.

– Нападение крокодила Лугата на его преосвященство, – опять тихий будничный голос. – Картина написана с реальных впечатлений – кто-то неудачно пошутил, добавив крокодилу в корм слабительного. Тот, настрадавшись, пошёл мстить. Прыжок тогда был великолепен, выражение его морды даже алкоголь не мог из головы прогнать, – голос как у уставшего экскурсовода. – Работа заняла почётное место в галерее бургомистра Травиана, пока не сгорела. Считалась потерянной до сегодняшнего дня.

Это уже стало интересно – пожар в Травиане год назад наделал шуму, погибло несколько человек, сгорело несколько кварталов. Поговаривали о поджоге с целью грабежа, но после того, как нашли всю казну на месте, решили, что к пожару привела халатность поваров и их подмастерьев. Но если картина была здесь, а не в куче золы, значит, всё-таки кто-то догадывался, что пожар будет и, может, даже помог этому случиться.

Мы постояли, глядя на художника, а тот с задумчивым лицом смотрел на пасть крокодила. Это длилось с минуту, но потом, тряхнув грязной головой, Драко попросил:

– Ну, давайте дальше, посмотрим третью картину. Может, ещё какой шедевр откопали.

Отец несколько нервно кивнул. Полотно упало и показалась моя комната, только уже без бумаг, которые хранились в моей комнате.

И вот тут что-то изменилось. Глаза подозреваемого выпучились, и по телу прошла крупная дрожь.

– Этого не может быть…

– Чего не может быть? – заговорил отец. – Чего не может быть, говори!

– Я её ещё не рисовал! Я только видел! – срываясь на крик, ответил художник. – Я только начал её продумывать… Как это? Сначала из пепла восстают картины, потом появляются те, которые ещё не нарисованы. Что это такое?!

И он с мольбой уставился на нас.

– Почему вы держите меня в казематах? Что я сделал? Мне так никто ничего и не сказал.

Отец молчал. И я понял, что пора нарушить свою тишину.

– Вы здесь, потому что подозреваетесь в убийстве.

Тот вытаращил глаза и уронил челюсть. Потом у него подкосились ноги, и он снова съехал по стене на пол. Он не мог сказать ни слова. Он был в шоке, его трясло, лихорадило от услышанного. Он находился на грани безумия и панической атаки. Он не был рассчётливым убийцей или был слишком талантливым актёром. Конечно, после его картин можно поверить во что угодно, но нельзя же вмещать в себе столько талантов…

Видя, как его трясёт, отец велел нам выйти, а сам остался. Мы сели за дверью, прислонившись спинами к камню стен.

– То ли он ещё и актёр, то ли у него слишком нежная психика, – задумчиво произнёс Роше.

– Я слышал о таком – творческие натуры иногда бывают слишком впечатлительными, – в тон ему ответил я. – Но его фраза «я только видел» мне показалась интересной.

– Тебе вообще та картина очень интересна, – не скрывая ухмылки, ответил орк. – Но тут художника пропёрло – придумать реальную комнату и передать её с такой выразительностью…

– Но он утверждает, что это не он… Чёрт, не знаю, что думать. Надеюсь, отец что-нибудь узнает и скажет.

Мы замолчали, ожидая новых известий. В казематах было тихо. Иногда был слышен шорох, иногда – шаги охраны. Я считал секунды на вдохе, стараясь задержать дыхание на как можно более долгий период. Роше залез в свой мешок и перетирал в ступке какие-то травы – допрос допросом, а его лекарств ждут люди. Звякнуло стекло – орк начал смешивать снадобье прямо в пробирке: щепоть одной травы, листик другой, залить желтой жидкостью, пробормотать пару слов. Закрыть и потрясти. Послушать шипение, принюхаться.

– Теперь только пчелку сюда – и можно назначать приём, – орк устало улыбнулся.

Настоящий врачеватель – с чувством юмора даже на операции у огра в желудочно-кишечном тракте.

Прошел где-то час, прежде чем отец вышел из камеры художника. В руках он держал прямоугольник, который оказался картиной. Свежей: было видно, как фон Прейс старается не касаться необсохшей краски.

– Он действительно замечательно рисует, – и показал нам зарисовку.

На ней был угол тюремной камеры, сено на полу, тени. Всё это пугало и напрягало – картина явно передавала эмоции автора, и судя по произведению, Драко было очень неуютно в камере. В то же время, она оставляла ощущение некой недоделанности.

– Я дал ему тридцать минут, он сделал за пятнадцать, а потом сказал, что дорисовать всё равно не успеет – и вернул её в таком виде.

– Надо будет заказать ему портрет – может, хоть кто-то разберётся с оттенками зеленого на моём лице, – серьёзно заметил Роше. – А то последняя попытка оказалась просто… ну, те карикатуры, которые мы видели в Столице, были просто шедевром. А заплатили мы некоторую сумму…

Орк покачал головой. В плане своей внешности он был крайне занудлив и придирчив. Что не мешало, как я уже упоминал, быть в прекрасной форме.

– Что ещё ты узнал? – меня интересовала суть вопроса.

– То, что его здесь не было, – мы удивленно посмотрели на главу моего семейства. – По его словам, последнее, что он помнит – таверна, шум, выпивка и то, что завтра нужно успеть опохмелиться перед выступлением.

– По нему не скажешь, что он был пьян на сцене: держался прямо, финты шляпой делал, одеяло скидывал, а картины оставлял на месте, – я начал перечислять очевидные факты. – К тому же так исчезнуть в нетрезвом виде. Как по мановению волшебства… Маловероятно.

– Я так тоже считаю. Поэтому возникло две версии: первая – это был другой человек…

– С таким же талантом художника, так ещё и читающий чужие мысли, – буркнул орк.

– …так и вторая версия, – сурово посмотрел на орка фон Прейс. – Она заключается в том, что в него вселился чуждый дух.

– Вот те на, что за фигня? С каких это пор в человека вселяются духи? – я возмутился.

– Мда, сынок, зациклился ты на зверушках. И такое бывает, хоть и не часто. Но тут я поделать ничего не могу. Поэтому я вызову помощь – экзорциста.