Виктор Рябинин - Нечистая сила

– Бонжур, мадам, – сказала голова из-под мышки и открыто улыбнулась.

– Силь ву плэ, – неожиданно для себя брякнула Яга, – проходите мадам, присаживайтесь, – и она указала на муравейник, где недавно грела ноги озабоченная Избушка.

– Мерси боку, – жеманно выдавила из себя голова синими губами, но осталась стоять, всем своим гордым видом выказывая способность к осознанной деятельности. На том общение дам и закончилось, не перейдя в тесное знакомство.

– Так зачем ты, Кощеюшка до уговорного срока пожаловал? – вернулась к своим баранам Яга.

Кощей Бессмертный не торопясь свернул другую цигарку из козьего помёта на треть с сушёным мухомором, затянулся, так что из под рёбер дым повалил и просительно, с оттенком доверия, произнёс:

– А заводи-ка, подруга дней моих суровых, свою ступу. Сгоняем в страны Восточные, похлебаем шурпу с баранинкой да навестим старого знакомца по прозванию Али-Баба. Должок за ним ещё со дня святого Сильвестра Курятника.

– С какой это стати по свету мотаться? – непреклонно отрезала Яга. Однако бабье любопытство, в обход разума, тут же взяло верх и она помягчела:– Про какой такой должок сказываешь, Кощеюшка?

– При посторонних промолчал бы, но тебе скажу, – с придыханием, как бы выдавая страшную тайно, но явно набивая себе цену, Кощей зачастил:– Поведаю тебе как приятельнице и подельнице в наших скорбных делах. Мой приятель, хоть и восточный Али-Баба, но деньгу любит всё больше единолично, а потому часто без какой-либо завалящей бабы обретается. То есть мошной трясти ради гарема не любит, хотя до свеженины большой охотник. Чтоб и молоденькая, и с опытом лет.

– Проще говоря, такой же как и ты пакостник. Говори по сути, не залезая под юбку, – перебила Яга, не любившая сальностей в серьёзных разговорах.

– Куда короче? – обиделся Бессмертный на такую напраслину. – В запрошлом месяце как раз на Силивестра Курятника был я приглашён на раут, – тут он приосанился и задрал нос, – был любезно приглашён в замок к старому знакомцу Синей Бороде. Гуляли, как умели, всей подноготной европейской знатью, весело и до слёз. Один Али-Баба бобылём грустил по углам. Вот и попросил меня посодействовать с прелестницей. А Синяя Борода как раз о ту пору готовил к закланию свою седьмую жену Трифину. То есть уже повёл обманным путём молодуху в потайную комнату, где всех освежёванных подруг жизни складывал, – на этом Кощей замолчал и предался воспоминаниям. Но не прошло и получаса, как он со смехом продолжил:– Скажу тебе, Ягушка, большой затейник эта Борода. На людях так убивается по пропавшим супружницам, что век на него не подумаешь. Одним словом, наш человек, хоть и весёлый до припадков.

Тут Кощей уже невольно замолчал, так как из-под дуба послышался певучий голосок Золушки:

– Бабушка, а бабушка, ноженька костяная! А я уже мешки со злаками перебрала и по кучкам рассортировала. Что дальше делать?

Яга, увлечённо слушавшая собеседника, недовольно дёрнула плечом и в силу врождённой вредности прокаркала на весь лес:

– Так ссыпай эту чёртову крупу назад в мешки и перебирай по-новому, пока на дворе не стемнело, – и подвинулась к Кощею, оборотившись в слух:– Так что там далее с синебородской бабой?

– Да уговорил я Синюю Бороду не губить Трифину до времени, а отдать в услужение нашему восточному гостю и его сорока разбойникам.

– И уступил француз? – с ехидцей вопросила Яга.

– А то! Запустить молодую кобылку в варнацкое стойло, это похлеще чем лечь на плаху. Хотя как кому повезёт, и с какой стороны посмотреть. Но меня хозяин замка аж обнял и всё руки потирал, догадываясь в какой переплёт попадёт лебёдушка.

– А за что в такую немилость вляпалась сердечная? – как бы вскользь посочувствовала Яга.

– За длинный нос. Совала куда ни попадя. Супруг только на войну с сирацинами наладился, а она уже шлёп-шлёп и прямо по кровавым следам от прошлой супруги рыцаря к потайной кладовке прискакала. А когда печально знакомилась с бывшими хозяйками замка самолично, Синяя Борода и нагрянул за позабытыми в спешке доспехами. Ей бы, дуре, пройти мимо такого погоста да глаза отвести, она же наоборот, заголосила на весь французский приход, призывая в свидетели сестру Анну, которая о ту пору помогала ей по хозяйству и пребывала в отдохновении возле верхних бойниц цитадели. Синяя Борода тогда дело загладил, объяснив всё распространением чумы и язвы, но как раз на этом балу, под фейерверк и салюты, надумал указать своё место среди прежних жён и седьмой заполошной супруге.

– Ну, за самовольство надо наказать, тут никто возражать не станет, – разумно заметила Яга. – Значит, восточный азиат увёз-таки в свои края бабёнку, укрыв от наказания?

– Даже конца праздника не стал дожидаться. Поспешил трофеем с собратьями поделиться. А вот теперь чистая беда. Борода отдавал Али-Бабе в пользование Трифину всего на месяц, от Сильвестра Курятника до Досифея Гусятника, а потому требует жену назад для справедливого самосуда. Азиат же и думать об этом забыл. Говорит, мол, в ихних краях так к мадам душой и телом народ прикипел, так не нахвалятся её расторопностью и умением, что даже янычар к ней приставили для караула. Дело дошло до того, что сам Али-Баба французский язык выучил, а стражники от Трифины французский насморк по третьему разу даром заполучили. Все сорок разбойников уксусом и молитвой до сей поры предохраняются.

– Во-от какие очевидные невероятности в мире происходят. Во-от какие страсти кипят в подлунном мире, – вроде как мечтательно протянула Баба Яга. – А тебе-то какое дело до всего этого? Пущай сами разбираются посреди таких подарков.

– Так я же слово давал, что возвернётся жёнушка к хозяину. Да и дружбы с Бородой терять не хочется. Вот он Марию-Антуанетту для обмена прислал, тоже красавица да ещё и царских кровей, – и Бессмертный ласково погладил безголовый стан королевы.

– А королева-то согласна? – невольно спросила Яга, глядя в потухшие глаза страдалице.

– Как же, как же! Не только согласна, но и просит восточного убежища. Заел беднягу французский народ и его управители. Видишь, до срока старости головы лишили. Так что отвези ты нас в пустыни Аравийские. Поменяем Марию на Трифину да и дело с концом, – выдохнул облегчённо Бессмертный и приумолк устало, так как такие длинные речи давно не говаривал, а тем более с голым черепом и челюстной его составляющей. Он и сам толком не заметил, как в пылу красноречия вся купеческая личина слетела, словно с яблонь дым. Зато эти его последние слова вернули бабушку в суровую действительность, и она сказала, поджав губы:

– Я бы с дорогой душой помогла, да ступа моя сломалась, чёрт бы её побрал. Нелётная для неё погода уже вторые сутки. Может ты поможешь либо советом, либо рукоприложением к механизму?