Василий Баранов - Удаче ум не нужен

Парень наполнил бадьи водой. В самый раз позавтракать. Перекусить и приняться за другую работу.

– Господа еще не завтракали. После них что останется. Тогда и придешь. – Сказал повар. Успеет оборванец поесть. Не до него.

Кайрос отправился мыть полы в коридоре. Тер усердно. Останавливался перевести дыхание и посмотреть на статуи и картины в коридоре. Любовался работой мастеров. Он почти закончил, когда из своих покоев вышел принц.

– Ваше высочество, в вашей комнате помыть? – В чудесных комнатах принца следует поддерживать особую чистоту. Там столько прекрасных вещей.

– Что? А, можешь прибрать. – Принц отмахнулся от парня, не до того ему было. Ушел.

Кайрос домыл пол в коридоре. После перешел в покои принца. Здесь он все мыл так же тщательно, протирал ножки стола, стульев. Очень старался. Любовался резьбой. Закончил. Время было к обеду. Ему хотелось есть. Убрал ведра, повесил сушиться тряпки и пошел на кухню. Робко заглянул.

– Господин главный повар, покушать можно?

– Припозднился ты, парень. Господа кушают, когда закончат, не знаю. А то, что от завтрака осталось, опоздал. Со всех тарелок уже все в бачок слили.

– Хм, – простонал Кайрос.

Один из поваров засмеялся:

– Коли хочет есть, пусть из бачка и ест. Все равно свиньям вываливать. – Пусть придурок на ровне со скотом жрет. Так и надо деревенщине.

– Хочешь, ешь, – сердито заявил главный повар, – вот тебе миска и ложка. Только после сам посуду помоешь. Да не ставь свою посуду с чистой. Не чего поганую посуду с чистой путать. – Что ему до этого парня. Попрошаек и нищих развелось сотни. Каждый должен сам о себе заботиться. Чужое горе – не мое.

Делать было нечего. Кайрос нагреб остатки каши, сваленной в бачок, себе в миску. Присел на стул. Миску держал на коленях, начал есть кашу. Поел. Вымыл мисочку и аккуратно поставил ее на шкафчик, в уголочек, чтобы никому не мешало. Вышел. Свою дневную работу он сделал. Надо только к вечеру воду принести. Оглядеться захотелось по новой. Может, что упустил. Вышел во внутренний двор. Здесь суетились люди. Дворцовая прислуга. Время от времени проходили стражники. Вон оттуда вывели коня. Там, решил он, конюшни. Не ошибся в прошлый раз. Поглядеть бы. Он осторожно прокрался. Мало ли, не очень хотелось заработать подзатыльник. Прошел. Да, вот это кони, не то, что их деревенские. Вон, какие бока лощеные, сами стройные. Такими только любоваться. Он подошел к одному стойлу. Лошадь заметила его, потянулась к его руке теплыми губами.

– Эй, ты, что ты тут делаешь? – Услышал он окрик.

– Я лошадку хотел посмотреть. – Кайрос стоял с опущенной головой. Он только посмотреть. Ничего плохого он не делал.

– А? – Протянул седой мужчина. Прихрамывая подошел к парню.

– У нас в деревне таких не было. Красивая. – В глазах восхищение. Понравились мальчишке лошади.

– Здесь все красивые, – пожилой мужчина одобрительно качал головой. – Лошадей любишь?

– Я всех животных люблю. И лошадок люблю. Хорошие они. – Признался мальчишка. – Я в нашей деревне соседям со скотом помогал.

– Хорошие. – Мужчина порылся в кармане. Достал морковку, протянул парню. – На, угости лошадь.

Кайрос протянул угощение лошади, та приняла его с благодарностью.

– Хорошая она. – Вновь ласково сказал Кайрос. Погладил морду лошади.

– Хорошая. У господ всегда хорошие, других не держим. – То ли с гордостью говорил Смол, то ли с печалью. Не малых денег стоит такой скакун. И содержать его не просто. Тут и стать и ум. А сколько благородства.

– Дяденька, а мне можно иногда приходить, посмотреть. Я и помочь могу чем. Почистить коней. Корм дать. – Уж больно хотелось парню возле такой красоты быть. Об оплате и не думал. Оно в удовольствие. Все живое и сущее прекрасно, но есть особенно совершенное в этом мире. Как те картины и статуи во дворце. Но тут иначе. Это сама жизнь, ее прекрасное мгновение. В былинке, в распускающемся бутоне цветка сияние мира, волшебство. Как можно отказаться прикоснуться к этому.

– А ты умеешь с ними обращаться? А то какая и взбрыкнуть может. Копытом то ударит. – Старик посмотрел на мальчишку. Он и сам начинал общаться с лошадьми в раннем детстве. Даже моложе был. Околдовали они его своим совершенством. До сих пор видит утренний туманный луг. И скачущего гнедого жеребца.

– Да, нет, не ударит. Можно? – В глазах: дяденька, позволь. Я все отдам, позволь!

– Можно. Иди вон ту почисти, а я погляжу. – А вдруг из парня толк выйдет. Посмотреть надо мальца в деле.

Кайрос пошел чистить лошадь. Чистил он лошадь бережно, ласково. И той это явно нравилось. Она чувствовала любовь, исходившую от парня. Конюх тоже заметил, лошади нравится, как парень ухаживает за ней. Он закончил чистить лошадь. Гладил ее по гриве и приговаривал:

– Хорошая, славная лошадка. Ветер не догонит тебя в поле. Кручи одолеешь, ущелья перепрыгнешь. Стать в тебе и сила. – Словно благословение творил. В ласковом голосе, в его напевности сила уверенности. И при этих словах будто стати прибавилось в животном. Обретение силы.

– Ладно, парень, можешь приходить. Глядишь, когда и поможешь нам. Заходи, не робей. Только ты смотри, вон там воротца, туда заходить не смей, не ходи. – Паренек молодой, сунется с дурру на псарню. Боевые псы увидят, совсем взбесятся.

– Не пойду, дяденька. – Кайрос был готов обещать, что угодно. Не ведал, что детское любопытство сильнее. И старик не умел с детьми общаться, не знал, как их тянет к запретному.

– То тоже, там псари боевых псов держат. Они лютые. Даже сами псари, что ухаживают за ними, и те их боятся. Не стоит туда ходить, тем более, что там Марта ощенилась. Зверюга. У нее шестеро щенят.

– Шестеро? – Кайросу очень хотелось посмотреть на щенков. Взять в руки маленькие комочки, прижать к себе теплые тела. Поцеловать.

– Она ни псарей, ни кого не подпускает. С ней в вольере ее кобель сидит, так и того на дух не подпускает. В угол его загнала, совсем озверела. – Глупый старик думает, оградил от опасности мальчишку. Если бы молодость знала, если бы старость могла. Если бы старость знала, на что способна безрассудность молодости. Если бы молодость могла предвидеть все. Тогда мир остановился бы. Тленом и мхом покрылась бы земля. Не рождались дети, остановился бег времен.

– Я туда не пойду. – Ну, да. Прямо сейчас, не пойду. Как скоро забываются такие обещания.

– Вот и ладно. Вечерком попозже, можешь зайти. Я ушицу буду варить. И тебя угощу. Ты уху любишь? – Не сидеть же двум старикам в объятиях своих воспоминаний. Печаль о семье и детях, которых не случилось, бередила сердце.

– Да, люблю. – Глаза Кайроса загорелись радостью. – Мы с дедом ходили на рыбалку. Вот таких ловили. После уху варили. Мы их ведрами таскали.