Игорь Соловьев - Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 2

Сидеть в теневом мире, находясь при этом в доме почтенной дамы, одной из руководителей совета темных магов в их неофициальной европейской столице – не самое приятное дело. В данном же случае нас предупредили, что надо ждать визита Отто Ауттенберга, молодого и очень перспективного мага, знатока каких-то древних рун или наподобие того.

Теперь он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и пил кофе вместе с Александриной, несколько снисходящим тоном объясняя собеседнице: – …невозможно даже для развлечения читать. Надо понимать, культура всегда создавалась и будет создаваться ради массы, толпы, плебеев. Для них же мы, Темные, всегда были и будем порождениями зла, которые режут кошек, насилуют девственниц, хаотически совокупляются и так далее. В их нелепых представлениях Тьма и Тень – злобные сущности, которые непременно стремятся обмануть и напакостить – как и сами Темные. И им даже в голову не приходит, насколько нелепы их завывания со стороны. Взять хоть самое очевидное – если какой-нибудь моралист, поняв, что от Света никакой помощи нет и не будет, что сам этот Свет – бесконечная стагнация в неподвижности, а пресловутого источника в виде их боженьки нет и быть не может – он приходит просить помощи у реальной силы, у Тьмы, дьявола, как хотите – но делает это с мерзкими кривляниями, всячески выказывая презрение – так чего они хотят от всеведущей Тьмы? Чего-чего, а тупой морали от нее ждать невозможно. Более того, разум, бесконечное изменение, познание, безграничные возможности, которые и есть Тьма прямо противоречат каким бы то ни было нелепым ограничениям, выгодным только стаду. Индивид – незаурядный, сильный одиночка, жаждущий только свободы – от всего и для бесконечного познания и развития – вот настоящий Темный. А то, что нам приписывают всякие дурацкие пороки, властолюбие, садизм – это лишь их собственные подавленные комплексы, от которых настоящий темный так же свободен, как от эмоций, морали и, одним словом, всего человеческого. Настоящий маг – не человек, он должен искоренить в себе любую принадлежность к этому нелепому виду, порождению низших, тупых, неумелых сил, чтобы слиться с истинным, чистым разумом в бесконечном развитии – и при этом остаться бесконечно растущей, расширяющей свое его индивидуальностью, расчищающей свой путь исключительно разумным и наименее затратным путем. Как-то так. – Отлично, Отто, вы настоящий гений! – Александрина с непритворным восторгом отложила пергамент, по которому мгновение назад летало автоматическое перо – еще одна дань старомодным устройствам, – да, на это нашим тупоголовым критикам будет нечего возразить, кроме своего бесконечного нытья. – «Ой, как жи это плёхо, так жи низзя», – передразнил кого-то Отто, и Темные рассмеялись, – конечно, что можно возразить против очевидной истины? Только мычать и давить на эмоции.

– Но на тупиц это, конечно, действует – так уж устроено стадо. – И шут с ними. Они в итоге и останутся тем, чем были всегда – мусором и удобрением. – Ну, в их-то понимании, они героически сражаются… – Ага, сами не зная даже, с чем. В их понимании, очевидно, Повелитель, пуская слюни, рвется занять место этого чурбана Эври, чтобы заставить всех ежеутренне нарушать священные принципы гуманности. – Да, и это при том, что сам Старый Дурак, любитель защищать биомусор, сам оказывается не умнее этих идиотов. С кем поведешься… – Да, тут или – или. Либо познание и жертва всем человеческим ради бесконечного развития, и – так уж выходит – спасения мира, не от альтруизма, конечно, а просто где-то надо жить, либо отупение и скатывание в кретинские проповеди перед плюющей в тебя же чернью. Даже жаль – какой великий некогда разум мы теряем!

– Ну, Тьму не обеднить, она-то знает все. Так что если старый дурак встал на пути прогресса – его проблема. Сметут, вместе с мусором масс, который ему важнее действительно ценных единиц.

– Именно. Мы, по сути, сами защищаемся. Кто дал бы Повелителю вести его работу, его великие исследования открыто? Сразу бы начались вопли о негуманности, опасности… Ну, вот и жили бы до сих пор в каменном веке, если бы это кого-то останавливало.

– И самое возмутительное – это они нас считают ретрогадами, потому что нам мерзко скрещиваться с низшим видом. Что они тогда сами с обезьянами в связи не вступают? А между человеком и Темным Магом пропасть выше, чем между обезьяной и человеком – и в интеллекте, и в кругозоре, и в интересах, и, собственно, эволюционно. Разделение скоро завершится, и те, кто не успел – вымрут, будут отобраны Тьмой в гумус. И правильно – если не заслужил, то и не надейся. Все мы уйдем во Тьму – только одни чистым духом, перерожденным в вечном развитии, а другие – навозом, пищей, кирпичами и цементом.

– Смею думать, мы от этого недалеко, Отто.

– Я тоже, хотя спешить пока некуда. Включайте, если хотите, в статью. А мне пора – надо еще подготовиться к заседанию. Кстати, что думаете насчет этих самых предателей? – Я думаю, Кадмус решит эту проблему и без нашего вмешательства. С его-то опытом и знаниями… – Вот и я того же мнения. Ну, всего вам. Тьма в помощь. – Тьма в помощь!

Слышать все это было мерзко – и этот презрительный тон, почему-то смутно знакомый, и общее ощущение… Но опять предательский голос шепнул: «Что, если он прав? Как опровергнуть его логически? Ведь все безнадежно, если не удастся доказать, что он заблуждается – но у кого спросить? Грандмейстера? Да, только его… Но сначала – дело. А оно требовало, чтобы мы вернулись в это жуткое место, на их шабаш.

Александрина и не скрывала ехидной насмешки.

– Я вижу, господа, вам не по вкусу наши разговоры? Непривычный уровень? – Скорее, другие убеждения, – возразил я спокойно. – Ну, зерно сомнений посеяно и однажды взойдет, – пожала плечами фрау Заубер, – готовьтесь, нам скоро собираться.

Мы были готовы, естественно.

Конечно, хотелось обсудить все увиденное и услышанное – но ни мне, ни Кэрол, ни Давиду пока не удалось выяснить ничего важного, а наблюдение пришлось прервать – личности им попались весьма опасные.

На этот раз план был таков – пронаблюдать за очередным сборищем и, если возможно, обыскать сам зал после отбытия Темных. Дерзкий план, конечно, как и все, что предлагал когда-либо Давид. Впрочем, в одном в отношении его можно быть уверенным – он знает, что такое риск и что такое решительность. К тому же, идей получше все равно ни у кого не было.

Второй раз оказаться в том же месте было, почему-то, не легче, а даже труднее – как замерзаешь, второй раз заходя в море во время купания.

Слушали внимательно, но Темные ничего интересного не сказали – о политике прозвучало буквально два слова, потом говорили о каких-то заклинаниях – латынь, санскрит, ритуалы, погружение в глубинные состояния… Действительно, ничего такого уж злодейского на первый взгляд. И все же меня не отпускало неприятное, давящее ощущение чужого взгляда, присутствия, и оно не исходило ни от кого из присутствующих, но внимательный и недобрый взгляд, колющий затылок, изматывал и не давал полностью сосредоточиться. Время тянулось невыносимо долго, разговоры растягивались, монотонные мантры сливались в бесконечную какофонию, и меня постепенно охватывала паника, дурное предчувствие, мне казалось, что я стою голый на заснеженной горной вершине, обнаружив это только что, вдруг, разом, словно в безумии, не помня себя, забрался туда, и только теперь очнулся от наваждения. Вся эта страна – наваждение, дурной зацикленный сон. Совершенно утонув в мыслях, я выскочил из них резко, едва карлик хлопнул в ладоши и весь совет Темных поднялся с мест. Давид приготовился. Медленно, один за другим, Темные покидали зал. Едва дверь закрылась за последним, карликом, Давид сорвался с места, движение его было стремительным даже для теневого мира. Он углубился, ведомый, очевидно, интуитивной догадкой, в кабинет, что находился справа сзади от общего зала. Мы с Кэрол последовали за ним. Кабинет оказался библиотекой или чем-то наподобие – стеллажи были заставлены фолиантами, свитками, амулетами. Давид схватил со стола лежавший там амулет в виде вырезанного из черного дерева диска. Судя по характерному пульсирующему сиянию, это был телепортатор, настроенный на определенные координаты.