Дмитрий Моисеев - Без права на прошлое. Часть 1

Вино оказалось темно-красным и тягучим, что Охотнику определенно нравилось. Пахло оно солнцем и летом.

– За встречу! – предложила Стелла банальное, он поддержал тост.

Бокалы соприкоснулись. Выпили. Во рту расползлось вязкое, мягкое тепло. С удивлением Охотник понял, что пьет коллекционный «Закатный лик». Выдержанное, ароматное, богатое. Истинно благородная кровь солнечных ягод из знаменитых на всю Империю касдарских виноградников! Лета в его вкусе было предостаточно. Лет, впрочем, не меньше. Стелла не поскупилась, что наводило на мысль: «Случайна ли ненужная встреча?»

Он отогнал размышления о человеческой корысти. Отставил кубок и с наслаждением вонзился в сочное мясо.

Бордель-маман изучала гостя из-под полуприкрытых ресниц, поигрывала ниткой черного жемчуга. В дальнем конце залы раздавались крики. Смеялась хмельная женщина. Звенела бьющаяся посуда. «Цыпочки» веселились. Их не интересовали сомнения уставшего старика.

– Скажи мне, дядюшка Охотник, – промурлыкала Стелла наконец. – Зачем ты сюда явился?

– Соскучился, – ответил он, продолжая жевать.

– Даже так?! – она притворно изумилась. – Заскучал после пары десятилетий и заскочил пропустить бокальчик в старушечьей компании? За дуру меня держишь?!

Охотник невинно глянул на хозяйку.

– Не к лицу тебе грубость, милая. Я действительно вспоминал. Чаще, чем мне того хотелось. Кроме прочего я уже не молод, а старики становятся сентиментальны…

Стелла фыркнула.

– Сентиментальных стариков я навидалась по самое небалуй, но какое отношение имеешь к ним ты?! Я знаю тебя и помню, как моя взбалмошная родительница с тобой поступила!

Охотник напрягся, но внешне остался спокоен.

– Предательство твоей мамочки я давно забыл, и к тебе оно отношения не имеет. Ты из числа немногих, кто пользовался и по-прежнему пользуется моей благосклонностью. Вспомни, кто пеленал твою голенькую попку? Пел колыбельные и укладывал в кроватку? Ну и вредной ты была малявкой! Плакала, капризничала, мешала нашему с мамочкой уединению, да упокоят боги ее чистую душу.

– Да упокоят ее чистую душу…, – повторила Стелла задумчиво. – Я никогда не забуду тот буйволиный рев, что ты называешь песенками. А попка у меня уже не та. Пообносилась попка, да и все остальное – пообносилось.

Она рассмеялась, но в смехе звучала тоска. Под слоями румян и пудры пряталось лицо, знакомое с прикосновениями времени.

«Сколько ей сейчас? – без интереса подумал Охотник. – Около семидесяти или больше?»

Он не знал точных цифр, но и не стремился к познанию. Слишком неправдоподобным получался расчет. О собственном возрасте он предпочитал вовсе не думать.

Общество толстухи не доставляло радости. Раздражало скорей. Что бы он не говорил, а Стелла напоминала об Амели и настоящем чувстве , оказавшемся ложью. Ложь он презирал. Часто в ущерб собственной выгоде.

Стелла приложилась к бокалу. Пунцовая помада на пухлых губах заблестела сильней. Густо накрашенные глаза следили внимательно и настороженно. Охотник делал вид, что поглощен телятиной. Делать вид не составляло труда. Мясо готовил мастер. Квинтет заиграл любовный романс «Приди и возьми меня нежно…». Мелодия нравилась, и старик впервые пожалел, что сидит вдали от сцены.

– Дядюшка Ох?

– Да? – промычал он с набитым ртом.

– Не сочти за подозрение, я лишь любопытствую. Отбрасывая ностальгическую версию, ответь, зачем ты пришел? – Стелла крутанула ожерелье. – За мясом жаренным или мясом женским? Или ты здесь из-за последних событий ?

«Началось, – подумал Охотник, продолжая сосредоточено жевать. – Интересно, в какую историю я невольно вляпался?»

Стелла ждала, покачивала бокал. В ее толстых пальцах талия кубка выглядела пошлостью.

Охотник промокнул губы салфеткой, деликатно отрыгнул и изобразил на лице улыбку.

– Не за тем и не за другим, но передай повару мое искреннее восхищение. А насчет последних событий… Не представляю, о чем речь.

– Так…, – начала Стелла, но умолкла. К столику подбежал запыхавшийся мальчишка-паж. Привстал на цыпочки, что-то зашептал в хозяйское ухо. Толстуха скривилась, отвесила пацану подзатыльник. Мальчишка пискнул и удрал.

С грохотом распахнулась центральная дверь. В бордель, крича, гогоча и толкаясь, ввалилась ватага парней в серых студенческих одеждах. Тот, который шел первым, розовощекий и свеженький, прихрамывая, подскочил к рыжеволосой метиске и сноровисто ущипнул за круглый задок. Рыжая пискнула и отвесила наглецу шуточную пощечину. Не прошло и минуты, как «Цыпочки» поглотили новичков.

Старики молчали. Охотник складывал фигурки из зубочисток. Ждал. Стелла разглядывала ухоженные ногти. Хмурилась, оглядывалась по сторонам.

– Начинай, дорогая, – проворчал он наконец. – Эти… последние события . Не стесняйся, рассказывай.

– Сначала скажи, почему ты приперся именно сегодня, – усмехнулась бордель-маман. – Свою наивность я потеряла вместе с невинностью, а ее я лишилась ой как давно. В совпадения я не верю, а значит, ты в игре.

Охотник скривился.

– Я стар для игр, Стелла. Извини за прямоту, но и ты тоже. Я не в восторге от «Цыпочек», но обстоятельства личного характера вынудили меня, как ты изволила выразиться, припереться. Мне нужен Шарманщик. Люди говорят, что по вторникам и субботам он поет в твоем заведении. Сегодня вторник, но я не имею удовольствия слышать его знаменитого на всю Империю голоса.

– И что за люди поделились с тобой? – толстуха подхватила кувшин. В момент разлития руки ее заметно дрожали. Лужица солнечного напитка растеклась по скатерти похожим на кровь пятном. Вновь запахло летом.

– Разные люди, Стелла. Да пойми ты, я не знаю ни о каких последних событиях , а играть умею лишь в кости и карты. Я давно не интересуюсь делами. Давно вообще ничем не интересуюсь! Живу в глухомани, в Дикой Степи. Промышляю зверье, редкие корешки собираю и травки. Гербарист я, цветовод и зверолов. Людей встречаю раз в полгода, а то и реже. В Арабай меня привели личные обстоятельства. Не хочу обременять тебя подробностями, они скучны и незначительны. Повторяю, мне нужен Шарманщик. Для разговора, по результатам которого я завтра же покину город. Один или вместе с ним.

– Помнится, вы никогда не были дружны. Зачем тебе вдруг понадобилась компания Певца Слез?

– Кого-кого?

– Певца Слез. Мои девочки так называют Шарманщика.

– Дурацкое прозвище.

– Какое заслужил! Как еще называть жалующийся на жизнь бурдюк с винищем?! Часто я спрашиваю, почему до сих пор не прогнала пьянчугу? Спору нет, певец он гениальный. Его баллады превосходны, но они не для борделя. У нас, что надо? Веселенькие тексты, легкий мотивчик о счастье, радости и прочих тра-ля-ля. На худой конец, что-то геройское, о всяких драчках, войнах и прочем мордобитии. Не знаю почему, но у мужиков от упоминания кровищи лучше работают их агрегаты. Не важно, худые или толстые…