Андрей Расторгуев - Дети Велеса

Выяснилось, что столица княжества лежит на перекрёстке трёх основных торговых путей, откуда и произошло её название. В ней каждый год перед наступлением осени устраивается большая ярмарка, куда с разных концов света съезжаются купцы с богатыми товарами, крестьяне и ремесленники с продуктами своего труда, певцы и музыканты, веселящие народ.

– А видели бы вы, какие там девчата красивые. Да ещё так много. Ммм, – ведун мечтательно застонал, закатывая глаза. Усы встопорщились. На лице застыла сладострастная мина, как у кота, уплетающего сметану. Вот-вот облизнётся.

Михайлик вздохнул и продолжил рассказ. По его заверениям на Трепутивельскую ярмарку они успевают. Он хотел найти в городе старого приятеля по имени Кузьма. Говоря о нём, ведун заразительно улыбался и ласково называл друга Кузей. Судя по всему, этот гуляка славно повеселился в свое время в Трепутивле и жаждал продолжения банкета.

Так за разговорами отдых незаметно и закончился.

Дружина, свернув лагерь, снова тронулась в путь. Юнос одному ему известным способом разузнал дорогу на юг. Её нельзя было назвать дорогой в прямом смысле слова. Ничего общего с мало-мальски наезженным трактом. Просто череда направлений на пересечённой местности с более-менее твёрдым покрытием. Колонна петляла между холмами, всё дальше уходя от сожжённой деревни, где люди Петрика одержали свою первую, пусть и незначительную победу в этой войне.

Михайлик оказался чересчур общительным, но вполне сносным для такого балагура, каким он, без сомнения, был. С расспросами не лез и на сдержанное молчание Пырёва внимания не обращал, тешась беседой с одним Аркашей, в лице которого нашел благодарного слушателя. Его рассказы изобиловали описанием сражений с разномастными тварями. Самыми фантастическими, от оборотней до ящеров. Он так бахвалился своей удалью, что заткнул за пояс легендарного Геракла со всеми его подвигами. Непомерный героизм ведуна мог поспорить лишь с его же неуёмной болтливостью.

Унылая холмистая равнина тянулась довольно долго. По меркам Земли прошло дня два, прежде чем дружина закончила обходить опасный участок и снова взяла направление на запад.

Люди устали. Даже неугомонный Михайлик притих. Аркаша вообще спал прямо в седле, грозя в любую минуту свалиться под копыта лошади.

Вынужденный обходной манёвр увеличил планируемую продолжительность марша в разы, что заставило экономить не только еду, но и воду, поскольку водоёмы на этом участке пути не встречались. С каждым пройденным километром почва становилась всё суше, растительность беднее, пока в один «прекрасный» момент люди не увидели, что во все стороны, куда ни глянь, простирается безбрежное море песка. В отличие от земных пустынь, здесь не было высоких барханов. Неподвижное оранжевое солнце сглаживало косыми лучами песчаную равнину, с поверхности которой поднимался сухой жар, накопленный за лето. И ни единого ветерка.

На очередном привале, съев урезанную до минимума норму каши и запив её глотком воды, Пырёв нашёл Юноса.

– Ты куда нас завёл, Сусанин? – спросил тихо. – Это ж пустыня. Хочешь её пересечь? Мы сюда-то еле дотащились.

Ведун поднял усталый взгляд:

– За ней Трепутивель. Пройдём пустошь и будем на месте.

Форсировали пустыню медленно и мучительно. Труднее всех приходилось лошадям, тащившим на себе всё войсковое снаряжение. Они едва переставляли ноги, насилу отрывая их от плотного песка. Ступали тяжело, поднимая небольшие песчаные вихри.

Воду старались беречь для животных, отказывая себе в лишних глотках. Стаса мучила такая сильная жажда, какую он, кажется, не испытывал ещё ни разу в жизни. Рубашка не успевала пропитываться потом, тут же высыхая на жарком сухом воздухе. Всё тело изнывало от обезвоживания. Рядом, верхом на понурой лошади ковылял Юнос. В его работе проводника отпала необходимость. Садившееся солнце, в сторону которого шла колонна, служило прекрасным ориентиром. Благодаря колдовским способностям, ведун выглядел чуть свежее, чем другие, но и у него видок был не из лучших. Устал, как и все.

– Долго ещё? – надтреснутым голосом спросил Стас.

– Терпи. Осталось немного, – неопределённо ответил Юнос.

Сил на слова не было. Язык с трудом ворочался во рту, шаркая по пересохшему нёбу. Тишину нарушали только напряжённое сопение животных, скрип колёс да шорох песка.

Наконец, после долгих мучений монотонно-вялого движения то тут, то там начали попадаться чахлые островки растительности. Чем ближе подбирались к Трепутивлю, тем сочнее и гуще становилась зелень. Отвоёвывая у пустыни всё больше жизненного пространства, она неумолимо расширяла свои владения, сливаясь в оазисы, пока не покрыла собой всю почву. Уже встречались отдельные деревья, росшие на приличном расстоянии друг от друга. Лицо ласкало слабое дуновение ветерка, несущего долгожданную свежесть.

В ушах Стаса навязчиво шумела вода. Сперва он принял это за слуховые галлюцинации, вызванные жаждой. Однако шум становился отчётливее. Вскоре колонна вышла на край глубокого каньона, по дну которого, далеко внизу, бурным потоком текла река, бросая в воздух искры прохладного света.

– Боже, сколько воды… – прохрипел Стас, жадно пожирая глазами открывшееся зрелище и досадуя, что не может прямо сейчас дотянуться до живительной влаги и насытить ею своё иссохшее тело.

Обрыв пришлось огибать. Почуявшие воду лошади приободрились и довольно быстро нашли пологий спуск к реке. Прямо здесь, на берегу, Петрик устроил привал. Всё равно пришлось бы задержаться, пополняя запасы воды.

И животные, и люди с наслаждением утолили жажду, обливая лица и окуная головы в реку. Но вода не решала всех проблем. Заканчивались продукты. Долго держать на голодном пайке конное войско, значит обречь его на гибель в первом же, пусть даже малозначительном сражении. Поэтому привал был недолгим. Не успев отдохнуть, дружина снова построилась, перешла реку вброд и продолжила марш.

Вскоре колонна ступила на извилистую грунтовую дорогу. Вдоль неё уже попадались признаки человеческой деятельности. Дорога стала ровнее, раздалась вширь и побежала по убранным полям, распаханным под озимые, да зелёным лугам со скошенными в стога травами. Людей по-прежнему не видно, хотя кое-где паслись коровы или кони, стояли пустые распряжённые телеги. По этому поводу Михайлик заметил, что народу больше нечего делать в полях. Урожай собран, и настала пора торговать. Все люди подались в город, на ярмарку.

И вот впереди, за полями, стал плавно подниматься Трепутивель. Сначала взошли ростками острые крыши самых высоких домов. Затем смотровые площадки вытянули за собой ровные цилиндры сторожевых башен. В завершение этого действа появилась величественная крепостная стена из белого камня, аккуратно и бережно обнявшая город.