Отто Заубер - Наблюдатель

Роберта многие знали и любили за его доброту, человеколюбие, природный оптимизм и веселый нрав. С ним всегда было легко и приятно общаться, иметь дела, да и просто помолчать. Причем это был не натужный оптимизм, когда человек сам по себе пессимист и в результате многочисленных тренингов психологических или духовных практик, многолетней работы над собой становится оптимистом, выдавливая не смотря ни на что позитив из себя. Это было от природы в нем, в его сути.

Из дальнего угла, где стояло кресло донесся Робкин голос:

– «… Ведь нравственным является человек, реагирующий уже на внутренне испытываемое искушение, при этом ему не поддаваясь. Кто же попеременно то грешит, то, раскаиваясь, ставит себе высокие нравственные цели, – того легко упрекнуть в том, что он слишком удобно для себя строит свою жизнь. Он не исполняет основного принципа нравственности – необходимости отречения, в то время как нравственный образ жизни – в практических интересах всего человечества. Этим он напоминает варваров эпохи переселения народов, варваров, убивавших и затем каявшихся в этом, – так что покаяние становилось техническим примером, расчищавшим путь к новым убийствам. Так же поступал Иван Грозный; эта сделка с совестью характерная русская черта…» – что то в этом есть, а? Как полагаешь?

Он медленно обернулся, всегда зная что не нужно никаких резких движений и лишней суеты. Роберт сидел в кресле, в руках у него была огромная книга в малиновом бархатном переплете, на обложке было написано большими русскими белыми буквами: «З. Фрейд „Достоевский и отцеубийство“» какой то красивой вязью. На нем была серая куртка с большим капюшоном, под которой была синяя сорочка, древесного цвета бабочка и очень черные, с идеально отглаженными стрелками брюки и почему то ярко-желтые, почти оранжевые носки и темно-коричневые ботинки со шнурками.

– Не знаю… Никогда не думал на эту тему – сказал он.

Робка захлопнул книгу, сложил на нее руки и уставился на него отсутствующим взглядом, как будто видел за его спиной совсем другое. Сколько он его помнил, Роберт всегда был с книгой, мать научила его читать в четыре года, с тех пор книга сопровождала Робку всегда и везде. На кухне, в автобусе, на перемене, дома – всегда и везде в руках у Роберта была книга или журнал либо какие то газеты.

– Я вот все хотел спросить тебя, да как то никак не решусь при наших встречах…

Роберт поправил пальцем очки, у него как всегда была на лице растерянная и виноватая улыбка, что сопровождает многих интеллигентов по жизни, взор его начал утрачивать веселость и приобрел фокусировку на нем и сказал:

– Да, говори. Но ты же понимаешь, что далеко не обо всем я могу тебе не то что рассказывать, а просто произносить вслух…

– Что стало с тем человеком кто лишил тебя жизни?

Роберт глубоко вздохнул, отвел глаза он него и сказал:

– Ты видимо хочешь чтобы я рассказал о чертях с хвостами и трезубцами?

– Ну а что, что с ним то? Как он, получил наказание, или я не знаю, кипит в котле со смолой или что?

Заиграла на лице у Робки какая то легкая и очень глубокомысленная полуусмешка:

– Ты очень примитивно мыслишь, что впрочем и неудивительно. Как человек в средние века, когда рисовали фрески с адом и раем, по картинам Босха или начитавшись Моуди, как там труд то его… А, да – «Жизнь после смерти» … нет… Как же … «Жизнь после жизни», точно. Смешная штука, практически на уровне Зощенко. Все очень, очень сложно и запутанно. Я понимаю твой интерес, но большего сказать не могу, мне просто не позволено. Извини.

– А-а… как там? Где ты там?

– Где… я …? В библиотеке, в очень большой, с полными собраниями сочинений в подарочных изданиях, где могу спокойно читать все что хочу. Ты знаешь, если бы я знал, то гораздо раньше бы ушел… Нехорошо об этом именно так говорить, но это правда… Мне здесь свободно и очень легко, много возможностей для, так сказать, творчества…

В этот момент вдруг зазвонил телефон, он обернулся чтобы взять трубку и пока он протягивал руку к телефону, прошло два звонка и все смолкло, в трубке которая уже была возле уха слышался только длинный гудок. Он положил обратно на телефон трубку, начал медленно разворачиваться, готовясь продолжить разговор с Робкой, но уже краем глаза при развороте начал видеть что его нет. Обернувшись полностью, он с облегчением увидел пустое кресло, его очень напрягали такие визиты, он понимал что добром это не закончится и будет в итоге какая то очень темная спираль действий, событий, в которую в итоге его втянут такие визитеры с подобными беседами.

В начале декабря они встретились в центре города, в шесть часов вечера. Сначала он не рассмотрел ее толком, было темно, фонари хоть и горели, но была полутьма, приходилось постоянно вглядываться. Высокая, стройная, с длинными волосами поверх дубленки, без головного убора, погода как ни странно стояла тогда плюсовая. Звали ее Ванда, имя было какое то необычное, раньше не встречались ему такие имена.

– Послушай, я замерзла немного… у меня есть ключи от офиса, от моей работы. Может быть там пообщаемся? А?

– Ну ладно…

Они шли молча, искоса только посматривая друга на друга, зашли во дворы и она открыла дверь офиса в одноэтажном здании, зажгла свет. Спросила:

– Может чаю или кофе?

– Нет, спасибо.

– А я выпью. Да ты раздевайся, сними куртку, располагайся.

И тут произошло что то странное для него, никогда такого не видел – у нее вдруг закатились глаза, остались одни белки, левая рука в которой была дубленка замерла на полпути к вешалке, правая рука легла на шею и в самой ее позе было что то угрожающе-злобное, как будто она приготовилась к жертвоприношению и буквально через несколько секунд вспорет глотку живому существу.

Он стоял у двери офиса а внутри все стало заполняться пустотой, выжигающей и ничего не оставлявшей изнутри.

Он смог только сказать:

– Ты… Послушай… Что с тобой? Тебе плохо?

Это длилось минуты три, она не ответила, он уже начал спиной продвигаться к выходу, стараясь не упускать ее из вида, вдруг все прошло, глаза вернулись, рука с дубленкой двинулась к вешалке, правая рука поднялась к челке и одновременно она обернулась и как ни в чем ни бывало спросила:

– Ну что же ты? Сейчас я кофе сделаю, поболтаем, не стесняйся, проходи…

Он сделал вид что ничего не было, прошел, снял куртку, сел за стол.

«… Вот это номер, зачем я вообще пошел с ней, нужно было переговорить на месте и все» – пронеслись легким сквозняком мысли у него в голове.

Придавая себе непринужденное и спокойное выражение лица, он без какого либо интереса рассматривал офис. У окна стояли два стола параллельно друг другу, у двери один стол и перпендикулярно ему черный большой стол почему то с зеленой настольной лампой, за которым он сидел. Большие окна, куча бумаг на столах.