Владимир Колосков - Разгром

Ловушку можно перешагнуть, но оставлять зловредное заклятие на улице опасно. На него мог наткнуться ничего не подозревающий житель окрестных домов. Мельхиор сорвал ногой ниточку, приводящую ловушку в действие, и назначенное ему заклинание беззвучной молнией озарило вечерние сумерки. Иного горожанина разряд мог убить, Мельхиор же спокойно пригладил вставшие дыбом волосы, разогнал рукой поднявшийся после хлопка дымок и двинулся дальше под заинтересованные взгляды высунувшихся в окна жителей.

Он вышел на небольшую площадь на перекрестке двух переулков. В середине стоял аккуратный колодец из желтого камня. У колодца о чем-то оживленно спорили два ремесленника. Один пытался заглянуть в колодец. Делал он это так усердно, что приятелю приходилось то и дело оттаскивать его за пояс курты, чтобы тот нечаянно не свалился вниз.

– Что интересного нашли вы в презренном колодце в столь поздний час? – спросил у них Мельхиор с видом пьяной благожелательности, которая могла оправдать его собственный интерес.

– Верите, нет, сейид, а только сейчас мы видели, как какой-то торговец прыгнул в этот колодец! – сказал тот, который заглядывал вниз.

– Тебе померещилось, – отвечал второй.

– Во, дурак – твой друг! Конечно, померещилось, – воскликнул Мельхиор и похлопал по плечу первого ремесленника. – Свались торговец в колодец, он стал бы орать так, что во дворце бы услышали. Так бы заголосил, будто кожу живьем снимают.

– Слушай умного человека! – поддакнул второй.

Первому ремесленнику пришлось, почесав в затылке, согласиться.

Почесав щетину на подбородке, Мельхиор приободрился. Один колодец есть. Наверняка он питается водами подземной реки и ведет в пещеры под городом. Но вниз сейчас лезть не стоит, да и домой можно не торопиться. Дом Фраман Раджа, подобный небольшой крепости, закрывался на решетки и засовы много позже заката. При опоздании волшебнику не составит труда пройти через закрытую дверь, а загадка прокаженных сама не разгадается. Он решил оставить колодец и продолжить с того места, где они повстречали забитого камнями беднягу.

Мельхиор долго слонялся по улицам, но ничего нового о прокаженных не выведал. Один раз он приметил в темном переулке двух оборванцев, замотанных в рубища. Он подумал, что фортуна повернулась к нему лицом, но едва произнес заклинание, понял, что ошибся. Это были дервиши. Телесный недуг им заменял недуг умственный, за который Мельхиор почитал подвижничество аскетов любого толка.

Оставшийся в чайхане Паласар преуспел в поисках не меньше своего нового друга, и сделал он это не сходя с места: все успехи свалились на него прямо в чайном доме, на той же циновке, где он сидел, когда расстался с волшебником.

Случилось это так. После боя барабанов, означавшего конец торговли на базаре, в чайхану забрели два торговца, чью перебранку Паласар слышал днем. Торговцы болтали, как лучшие приятели, оставив раздоры под навесами базарных рядов. Они сели рядом с Паласаром и, не замечая его, стали обсуждать сегодняшнее происшествие. Молодой торговец в пятый раз рассказывал, как они толпой побили прокаженного. Торговец постарше согласно кивал и соглашался.

– Хотел бы я знать, откуда они вылезают, – вздохнул молодой.

– Зачем? – спросил пожилой.

– Чтобы держаться подальше от этого забытого Аллахом места, вот зачем.

– Тогда это будет нетрудно.

– Ты знаешь?

– Они живут в ущелье за городом.

– Оно далеко за стенами. Как же они попадают в город?

– По подземным ходам.

– И ты знаешь, где ходы выходят на поверхность?

– Думаю, много где, – ответил пожилой. – Когда я был мальчишкой, мы знали один ход под языческим храмом рядом с мечетью в старом городе, да только он давно заколочен, и не найти его в закоулках.

– Языческий храм рядом с мечетью. Чудеса! Не слыхал, чтобы язычники строили здесь храмы.

– Давным-давно строили. Может, еще до мечетей. Может, не язычники, а персы, китайцы или индусы. Для правоверных они все одно – язычники.

– И христиане?

– А ты не слыхал? У них же три бога! По одному на каждый возраст. В молодости они поклоняются Любви и Сыну, в зрелости – Строгости и Отцу, а в старости, отходя в мир иной, размышляют о Духе и Святости. Пожалуй, все язычники, кроме иудеев. Они хотя бы люди Книги.

От такой трактовки у Паласара покраснели уши. Он сделал над собой усилие, чтобы не вмешаться в поразивший его нелепостью богословский экскурс. Рассказать бы им про мутазилитов, на полном серьезе разделявших Аллаха и Волю Аллаха как разные сущности. А слышали ли они про исмаилитов, увеличивших количество эманаций Аллаха до десяти? Но не дело превращать чайхану в медресе, поэтому ни слова! Ни единого слова! Вместо просветительских объяснений он кивком головы выразил признательность судьбе, которая подослала ему болтливых торговцев, жестом подозвал чайханщика, молча расплатился и оставил чайхану, чтобы в веселом расположении духа вернуться в дом Фраман Раджа.

Глубокой ночью ни с чем вернулся волшебник. Его бессонница в обычный час вступила в свои права, и в шахматной зале опять горели свечи, но Паласар не рискнул тревожить задумчивого полуночника и приготовился встать пораньше, чтобы не тратить драгоценное время, которое Мельхиор собирался потратить на поиски. Если бы Паласар знал, к чему приведут эти поиски, он в ту же минуту оставил бы город, чтобы записать печальную летопись на безопасном отдалении, в нескольких днях пути от этого проклятого места.

Утром Паласар постучал в дверь Мельхиора еще затемно Ему не ответили. Тогда он постучал еще, потом еще и вслед за этим еще несколько раз. Наконец вчерашняя служанка отворила перед ним дверь. Служанка была голой, лишь несколько тонких золотых цепочек украшали ее лодыжки. Паласар с приятным млением погладил взглядом прекрасное создание от пальчиков ног до… он собирался не спеша добраться от пальчиков ног до лица, но его взгляд удивленно замер на линии схождения ног. Ни волоска! Невиданно! Конечно, когда-то и у жены Паласара не было волос, но его жена вошла в дом мужа почти ребенком, а у этой бесстыдницы в ее-то летах!

Тем временем служанке надоело быть предметом столь пристального внимания. Голая кошечка потянулась и отправилась в спальню Мельхиора. Паласар последовал за ней и увидел, что волшебник недалеко от нее ушел. Мельхиор в чем мать родила потягивался на ложе, собранном из десятка одеял, и, увидав гостя, без смущения приподнялся на локте.

Паласар пришел слишком рано. Законы приличия, как железные цепи, сковывающие людей при свете солнца, еще не взошли на трон деспотичных хозяев наших мыслей и поступков, и его новый товарищ с любовницей блаженно пребывали во власти короткой ночной непосредственности.