Дмитрий Аверков - Парсек. Бастард Вселенной. В поисках своей единственной

© Дмитрий Аверков, 2017

ISBN 978-5-4485-8060-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

То, что его зовут Мишкой, уже мало кто помнил. Прилипло, приклеилось другое имя. Даже не имя, а черт знает что. Вроде и не кличка. Вроде и не обидно. С одной стороны – просто сокращение слов, с другой – вполне приличного значения термин. Приросло, так приросло. Сам виноват. Сам и спровоцировал появление этого прозвища. Взял себе в привычку постоянно отвечать:

– Сейчас! Пару секунд! Подождите пару секунд!

Но скороговорчивость Мишки очень контрастировала с его природной медлительностью. В результате частых повторений он уже отвечал «пар сек», но быстрее справляться с поручениями и с просьбами так и не научился. Вот оно насмешливо и слилось в «парсек». Так его и стали называть. И со временем Мишка отвечал все быстрее, а делал все медленнее. Он был не в силах обуздать внутренний процесс резкого погружения в себя, который возникал стихийно, и, как правило, в неподходящий момент, когда от него что-то хотели и ждали.

Казалось бы, что тут такого? Ну, посмеялись. Без этого же не обходится. На насмешки такого рода он научился реагировать безболезненно. Но все же стал Мишка отдаляться от всех. Даже сторониться. Все чаще он закидывал голову вверх, словно высматривал там что-то. А как стемнеет, так и подавно подолгу втыкался глазами туда, где простор для космических скоростей. Может, он просто мечтал о чем-то своем в это время, а возможно, разыскивал, чутко напрягая зрение, ведомое только ему. Так он постепенно и привык жить «вне». Так он и заболел космосом. Мишка ощущал, что там вверху есть что-то притягательное и важное для него. В детстве эта тяга к звездам, конечно же, была неосознанной и прозрачной до призрачности, но с годами она только укреплялась, наполняясь новыми чувствами, образами и знаниями.

Все бы хорошо, можно жить практически спокойно и так, но еще в первом классе судьба послала ему невыносимое испытание – его посадили за одну парту с девочкой Машей. Наверное, с этого все и началось. У Машки была красивая линейка, красивые тетрадки, красивые бантики. И она сама была очень красивая. Мишка рядом с этой девочкой чувствовал робость и замирал при каждом ее движении. Он искоса следил за ней с волнением, испытывая при этом приятные ощущения до покалываний в кончиках пальцев. А Маша сразу же стала кривить губы и всем своим видом показывать, что сидеть рядом с Мишкой ей совсем не нравится. Она даже делала ему мелкие гадости исподтишка: то подтолкнет, когда он старательно выводил буквы, то украдкой переломает грифели его карандашей. Мишка не обращал на это внимание. Учился он хорошо, знания схватывал на лету, только был нерасторопен в действиях в жизни повседневной. Выполняя какие-то мелкие поручения учителей, он часто проваливался в свое «бессознательное» и мог пропасть там на несколько часов и совсем позабыть об обещании. Машка и возглавила орду насмешников, крепко накрепко прицепив Мишке как клеймо новое имя «ПАРСЕК». Она была вызывающе настроена против него и не упускала случая, чтобы как-нибудь его задеть. Мальчик быстро забыл о «покалываниях в кончиках пальцев» и косился на нее уже только настороженно, и даже злясь, в ожидании очередного подвоха.

Машка в первый же в своей жизни учебный день поставила перед собой на парте миниатюрный глобус, к которому никому не позволяла прикасаться. И так он перекочевывал вместе с ней из класса в класс, из года в год. Потешаться над Мишкой Машка не прекращала никогда. И однажды ужасно рассерженный после очередной наживки-розыгрыша мальчик дождался, когда в классе не останется никого, взял и растоптал этот маленький искусственный голубой шар, а затем разломал его на небольшие кусочки. Их он аккуратно сложил на Машкиной половине парты и, как ни в чем не бывало, уселся рядом. Она со счастливым видом прибежала с перемены и плюхнулась на стул. Увидев уничтоженный глобус, девочка тут же потухла и молча сдвинула разноцветные кусочки на край стола. Ее лицо застыло. Мишка, с трудом сдерживая свое ликование, с нетерпением ждал, когда же Машка отреагирует и взорвется. Но она будто окаменела. Так и просидела без единой видимой эмоции до конца уроков. На следующий день Машка предстала точь-в-точь такой же – стальной и молчаливой. Парсеку стало не по себе, и когда на следующий день все повторилось, он не выдержал и во всем ей сознался, попросив прощения. На удивление Машка восприняла это вполне спокойно, но взяла с него слово, что он будет сидеть вместе с ней за партой до выпускного класса. Мишка обрадовался, что так легко отделался, и сразу же согласился. Дурак доверчивый. Маша, как начинающая властительница мужских сердец, стала вертеть Мишкой, как ей только вздумается, оттачивая женские приемы и навыки. Взращивая и развивая свои девичьи чары, она культивировала в Мишке чувство вины перед ней и ловко манипулировала им, чтобы он все заглаживал и заглаживал свой отвратный поступок. Стоило ей лишь сказать что-нибудь наподобие:

– Ой, а у Насти потрясающий рюкзак! Мне бы такой! Нет, еще лучше…

И Парсек бросался спешно разыскивать сначала деньги, а потом и необходимую вещь, чтобы подарить ее своей подруге на очередной календарный праздник. Так продолжалось практически все школьные годы. Машка не отпускала его от себя ни на шаг. Он сопровождал ее домой после уроков, таскал ее портфели-рюкзаки и мужественно закрывал девочку своим телом зимой от снежков в школьном дворе. Когда уже в старших классах Мишка порой начинал сомневаться в искренности такой дружбы с Машей, она чувствовала эти моменты и вовремя находила нужные слова, чтобы пресечь любую «ересь», приходящую ему в голову. К примеру, могла привлечь внимание Мишки, кокетливо поправляя свитер, натянуть одежку так, чтобы четче обозначилась ее уже вполне сформировавшаяся грудь, и при этом сказать как бы между прочим:

– Вот мы подрастем еще немного и будем этим с тобой заниматься каждый день… Тогда уже можно будет… Уже никто нам этого не запретит… Мороженое есть до отвала! Ха-ха! А может, целоваться…

С каждым годом Машка хорошела и хорошела, а Парсек все больше и больше страдал от ее гипнотизирующей красоты и все чаще устремлял глаза в звездное небо. Однажды он заболел и пропустил несколько дней, провалявшись в кровати.