Андрей Ларионов - Мир лазури

– Если бы я был один, то я лучше бы предпочел умереть в этих водах, чем стать рабом. Но я не один, со мной дочка. Я единственный человек, который остался у нее в этом мире, – негромко произнес Барвин, обращаясь больше не к старику, а просто произнося свои мысли вслух.

Еще один шквал сильно и резко накренил всю галеру. Люди, не ожидавшие такого толчка, повалились в левую часть корабля. Барвин неловко упал, по голове что-то ударило тяжелое. В глазах потемнело.

***

Знакомые очертания его родного берега, лица тех, кого он знал раньше в той свободной жизни, смутные воспоминания проплывали целой вереницей. Что-то не давало ему покоя. Ощущение переживания за кого-то приводило его почти в ужас. Звуки моря смешались с непонятным гонгом, отчего голова сильно болела и раскалывалась. Наконец, все видения стали рассеиваться, остался лишь пустой жидкий свет, который пробивался к нему в сознание. Мужчина слышал чьи-то голоса. Может быть, это была речь близких людей, которых он потерял в тот свой первый день рабства, а возможно, что все это было лишь плодом воображения человека.

Холодная вода из ведра, которую вылил на него моряк, привела его в себя. Ощущая соленый привкус на губах, Барвин медленно приоткрыл глаза. Солнечный свет пробивался сквозь щели сюда в трюм. В душе у человека на какой-то момент шевельнуло чувство радости жизни. Он снова был жив. Но для чего? Чтобы быть рабом? Сразу же отогнав от себя эти мысли, Барвин подумал о своей дочери.

Медленно приподнимаясь с деревянного пола, раб стал оглядываться. Мерный скрип весел, потные спины людей говорили о том, что они опять плыли. Опять все то же самое. Рабство.

– Где моя дочь? – выдавил из себя глухим не своим голосом Барвин.

– Там, – небрежно ответил моряк. – Вставай, за работу.

Мужчина потрогал свою голову, она была почти вся покрыта липкой кровью. Рядом сидевший раб озадаченно посмотрел на пострадавшего.

– Сколько времени я был без сознания?

– Несколько дней. Все время пока бушевал шторм, – констатировал другой раб.

Сжимая в руках весло, Барвин стал грести, помогая соседу. Опять серые и безрадостные мысли окутали его сознание. В душе он мечтал о побеге.

После однообразной двухчасовой и изнуряющей работы, надсмотрщик приказал рабам остановиться, убрать весла. Они прибыли в неизвестный портовый город. Оживленный шум на палубе, крики капитана, говорили о том, что корабль готовится к чему-то важному. Незамедлительно трое моряков и один торговец, спустились в трюм, поочередно стали поднимать пленников наверх.

Барвину чудом удалось очутиться рядом с дочкой. Когда он поднялся на палубу, то увидел, на песчаном берегу портовый город. Солнце было уже высоко. Наконец-то, многодневная буря, которая едва не потопила галеру, успокоилась.

Город Поморье. Гавань.

И все же шумливое море было неспокойно сегодня, хотя небо было чистым, синим и лишенным облаков. Жаркое солнце немилосердно палило. Этот маленький порт, расположенный в тихой бухточке, был оживлен в этот день. Галера, прибывшая с отдаленной части материка, была наполнена ценными товарами, которые охотно были покупаемы местными богатыми людьми. Кроме предметов роскоши и удивительной утвари, моряки и торговцы привезли сюда, рабов. Рослых и загорелых людей расположили на берегу моря, закованных в кандалы. Потенциальные покупатели внимательно осматривали заключенных людей, словно они были обычный товар. Подолгу торговались с моряками, пытаясь сбить цену на рабов, меха и драгоценности.

Шум прибоя, соленый запах моря, свежий ветер вывел Барвина из некого оцепенения, в котором он находился во время всего морского путешествия. Его маленькая дочка выглядела плохо. Мужчина хотел наклониться к ней, но получил жестокий удар от рабовладельца.

– Все хорошо, я с тобой, – вполголоса утешил ее отец.

У девочки уголки рта едва дрогнули. Было непонятно, хочет она улыбнуться или заплакать. За многонедельное пребывание в темном трюме галеры ее светлые локоны волос стали грязными. Загорелое личико ребенка выглядело исхудавшим и изнеможенным.

Обливаясь потом, Барвин стал прислушиваться к разговорам покупателей, моряков и торговцев. Торговля была оживленной. Множество людей сновали по песчаному берегу, около корабля. Судя по наречию этих людей, он мог предполагать, что находится в южной части материка. Кто-то принес им попить холодной воды в глиняном сосуде. Отец дал воды своей дочке. После сам с наслаждением стал поглощать эту живительную влагу. В голове у него постоянно вертелась мысль о побеге, который был пока почти нереален.

– Сколько стоит этот человек? – неожиданно спросил молодой мужчина с темной бородой, теплыми и добрыми глазами, у его поработителя.

Жирный торговец, сидевший до этого в тени пальмы, оживился, подошел к ним.

– Всего тридцать золотых монет, – с неприятной улыбкой на лице произнес работорговец.

Небритая борода у него заплыла жиром. Почти с ненавистью Барвин посмотрел на покупателя, а затем на торговца.

– А ребенок сколько стоит? Это его дочка? – опять спросил мужчина, в багряном плаще, в чистой рубашке и широких бархатных штанах.

Непродолжительное время торговец молчал, осматривал, в каком состоянии находится девочка. Аппетитно поглощая куриный окорок, он что-то пробормотал. Стал грубо лапать ребенка.

– Не смей ее трогать! – взревел Барвин, неловко бросаясь на работорговца.

– А ты отвратительный вонючий раб, еще смеешь тут сопротивляться, – заорал в ответ работорговец.

Двое моряков немилосердно стали бить розгой провинившегося раба. Девочка заплакала.

– Хватит! – почти закричал покупатель. – Я куплю их обоих.

Барвин с кровоточащей спиной сидел на горячем песке. Мысль о свободе была единственной у него.

– Пятьдесят золотых! – уже успокаиваясь, произнес торговец.

Молча, мужчина отчитал деньги и отдал их продавцу людьми. Затем они отошли в тень пышных растений. Вначале их новый хозяин молча разглядывал Барвина, его дочку. Затем он стал его расспрашивать.

– Ты понимаешь мою речь? – спросил его покупатель.

– Да, – угрюмо ответил раб.

– Хорошо. Я купил вас, чтобы подарить вам свободу. Но сначала я должен тебе рассказать о себе, о колыхающейся лазури.

Голос его звучал успокаивающее на пленников.

– Меня зовут Гури. А тебя как?

– Барвин. Дочку зовут Пальмира.

– Хорошо, Барвин, обещай мне, что когда я отпущу тебя, ты не причинишь никому вреда, не убежишь. Ты будешь, свободен, но сначала выслушай меня.

Раб почувствовал к этому человеку чувство благодарности, ему можно было доверять. Он не был похож на других. Казалось, глаза Гури светились какой-то необычной теплотой.