Светлана Павлова - Гонка за счастьем

Мы обнимаемся на прощание, договариваемся перезваниваться, и она говорит, что если я передумаю, то в любое время смогу вернуться на фирму — работа для меня всегда найдется… а она пока должна тянуть свою лямку, ведь сын заканчивает университет через два года…

— А на добром слове — спасибо… Хоть я и не из тех, кто привык сидеть на чужой шее, слышать такое все равно приятно. И кто знает, может, видимся не в последний раз…

Милая Галина, мы раньше никогда не говорили так доверительно и искренне — я считала тебя слишком ограниченной, сухой и благополучной…

Наверное, я тоже слишком долго была в изоляции и кое-что растеряла в себе — разучилась видеть окружающее в истинном свете… Пора выходить из нее и возвращаться домой — к истокам.

Москва встречает нас морозом, снегом и суетой аэропорта. Отец тоже суетится, видимо, пытается скрыть растерянность — мне кажется, ему не вполне ясно, как нужно держаться со мной в моем нынешнем положении, какой тон найти с повзрослевшей внучкой…

Да ведь и я давно отвыкла от них — три года отдельной жизни до замужества и тринадцать лет в Париже — срок, конечно, приличный. Только сейчас мне приходит в голову мысль, что нам всем придется заново привыкать друг к другу.

Мари разряжает обстановку, осматривая деда с головы до ног:

— Дед, да ты — модник! В Париже так одеваются только в самых модных журналах!

Действительно, отец давно одевается, как плейбой. Вот и сегодня на нем чересчур длинное новомодное лайковое пальто на меху, такого же меха стильное кепи — просто кепкой обозвать это совершенство язык не поворачивается. Дымчатые очки в золотой оправе и небрежно перекинутый через плечо шарф фирмы «Берберри» завершают это великолепие нового российского идеала — буржуазности. Все как-то слишком витринно, чересчур — с иголочки, супермодное, дорогое и не очень соответствующее ни его образу, ни возрасту… Чувствуется, что собой он доволен и не понимает, что, путаясь в полах не то барсового, не то леопардового пальто, выглядит немножко нелепо… Вспоминаю вдруг изречения Виктора и морщусь — ему не откажешь в наблюдательности…

— Я тебе нравлюсь? — спрашивает польщенный комплиментом отец.

— Еще бы! Даже Делон так круто не одевается, — Мари продолжает сыпать сомнительными комплиментами.

— А почему ты один?

— Я не один, с шофером, он паркует машину и скоро подойдет. Мы не знали, сколько у вас будет багажа, и решили, что Лере лучше остаться дома. Но она не теряет времени — занимается утренней гимнастикой и руководит Фенечкой, которая с утра пораньше уже на ногах и готовит все ваши любимые закуски.

— И ореховый торт?

— Ореховый торт со вчерашнего вечера пропитывается кремом на террасе.

— Ура! Сразу съем половину. Даже в Париже никто не умеет готовить такой классный торт.

— Как, мама ни разу не попробовала его приготовить, не побаловала тебя? Ведь Феня собственноручно выписала ей все рецепты…

— Мама раза два попыталась, и получилось даже съедобно, но все равно не совсем то… А новый бассейн уже работает?

— Еще как! Сама увидишь…

Подходит шофер, помогает загрузить вещи в машину. Отец с недавних пор перестал водить сам, объяснив это тем, что ездить по Москве из-за обилия машин и количества пробок стало накладно для психики. Это и к лучшему, потому что, действительно, даже выезд из Шереметьева оказывается не таким уж простым делом, и симпатичному Ленчику приходится проделывать филигранную работу, чтобы никого не задеть и благополучно выбраться на шоссе…

С окончанием моей размеренной в недавнем прошлом жизни мне стали все чаще сниться странные, абсолютно непривычные сны — какие-то сюрреалистические, обрывистые, почти всегда — бессюжетные, но так или иначе связанные с единственной объединительной конкретикой — моей любимой Москвой. Должно быть, ностальгия, ранее тщательно загонявшаяся мною вглубь, теперь наслоилась на свежие московские впечатления, освободилась от всех запретов и, не нарушая моих дневных из-одной-трубы-вливаемых-в-другую-выливаемых ритмов, стала приходить ко мне по ночам.

Не могу судить о всеобщем масштабе расслоения российского общества, но для человека, какое-то время отсутствующего, а потом вновь приезжающего в Москву, усугубление этого расслоения кажется невероятно стремительным, и усиливающиеся контрасты выглядят настолько ошеломляюще-полярными и качественно, и количественно, что эти подчас немыслимые, шокирующие впечатления, оседая, начинают неожиданно прорастать в причудливых сновидениях… Я могла бы сравнить свои сны с серией Гойи «Капричос».

Впечатлений для таких выхваченных из реальной действительности снов предостаточно — почти на каждом шагу. Жизнь обнажила и выплеснула на улицу все невероятные сложности и непотребства своего невиданного ранее многообразия, наводнив город полчищами несчастного вида непритворных инвалидов и умело прикидывающихся ими создателей особого вида бизнеса, неизвестно откуда взявшихся, вне пола и без возраста, кликуш и юродивых, полуразложившихся бомжей, опухших алкоголиков и наркоманов, беженцев всех мастей и оттенков, печальных одиноких старух у метро, возле магазинов и в других людных местах. С надписями на табличках, с устными душераздирающими текстами, с протянутой рукой, с исполнением куплетов и других музыкальных номеров, все они заняты одним — зарабатывают на пропитание кто как и чем может, истово вымаливая милостыню, пытаясь что-то продать или стянуть…

Мои фантастические сны или, скорее, обрывочные зарисовки, скетчи совершенно лишены красоты и покоя — какие-то многосерийные короткометражные ужастики с моим собственным неизменным участием… Я почему-то постоянно занята поисками внезапно исчезающих родных и близких мне людей, и происходит все это на фоне жутковатой городской жизни, о которой на самом деле я так мало знаю… Обычно я мечусь в этом неуютном окружении, в каких-то трущобных строениях — в поисках Мари, которая то появляется, то исчезает, и я, задыхаясь от ужаса, все время мчусь за ней… Иногда эти поиски и погони заводят меня в самую гущу странного столпотворения, и помогают мне именно они, непонятные, но такие близкие окружающие меня полубезумные персонажи…

То я пытаюсь отыскать свою дочь среди полчищ полураздетых, оборванных и грязных, похожих на беспризорников из фильмов о гражданской войне детей, ловко снующих между машинами по проезжей части. Меня не раз приводила в ужас предприимчивость этих бесстрашных юных каскадеров, с риском для жизни лавирующих на дорогах в поисках заработка, предлагающих водителям протереть стекла, купить напитки или какую-то печатную продукцию и также вполне профессионально вымогающих у них подаяние. Какой там Феллини — наша новая реальность переплевывает все фантазии!.. Раньше все это как-то регулировалось государством — призревалось, высылалось, закрывалось, лечилось, изолировалось… Теперь каждому предоставлялось выживать самостоятельно…