Элизабет Эдмондсон - Ледяное озеро

Горничная уже убрала твидовый костюм Аликс. Аликс подошла к платяному шкафу и начала снимать с плечиков юбку, когда услышала шорох.

Определенно он исходил от лестницы. Наверное, Эдвин пришел поторопить сестру. Какое-то время Аликс прислушивалась, но все стихло. Видимо, это, по своему обыкновению, кралась Липп, направляясь за отваром для бабушки или за какой-нибудь мерзко пахнущий пастилкой, которые та любила жечь в спальне. Аликс не могла вообразить себе ничего хуже при головной боли, чем бродящую вокруг Липп, но бабушка, бесспорно, привыкла к ней за долгие годы.

И кстати, было что-то немного странное с этой мигренью. Вопреки скверному самочувствию, сопровождавшемуся раздражительностью, бабушка плотно поела за ленчем. Обычно, когда ее сваливал в постель очередной приступ головной боли, она уже за несколько часов смотреть не могла на пищу. Да и лицо ее на сей раз не принимало мертвенно-бледный оттенок, так хорошо всем знакомый.

Аликс почти заподозрила леди Ричардсон в симуляции с целью избежать присутствия на званом вечере у Гриндли. Но зачем бабушка с помощью выдуманного предлога стала бы нарушать свои давние принципы? Коль скоро приглашение принято, никакие поводы не должны помешать выполнить обещание.

Тот же звук послышался опять. Кто-то ходил по дому, но не Липп. Все в «Уинкрэге» знали тихие, почти неслышные шаги, какими передвигалась по дому Липп, стремясь застать кого-нибудь врасплох за каким-нибудь предосудительным занятием. А даже если и безобидным — домочадцам не нравилось, что за ними шпионят, поэтому служанка привыкла двигаться бесшумно. Нет, судя по поступи, этот некто тяжелее, чем Липп.

Будь это Эдвин, он бы уже постучал в ее дверь. Но если это не брат и не Липп, тогда кто? Слуги? Определенно нет. Твердую поступь Роукби Аликс узнала бы всегда и везде, а остальному мужскому персоналу нечего делать наверху.

Аликс выключила лампу и подкралась к двери. Медленно и бесшумно повернула ручку, на несколько дюймов осторожно приоткрыла дверь. Широкий коридор освещался настенными светильниками, которые давали лишь тусклые отблески: бабушка не выносила ярких коридоров.

В конце коридора, возле бабушкиной комнаты… Человеческая фигура или всего лишь тень?

Великий Боже, там кто-то был! Сердце Аликс часто застучало. Как ей поступить? С воплем выбежать из комнаты, зовя на помощь? Перебудить всех спящих в доме? Но что толку пытаться схватить незваного гостя в одиночку? Пока она колебалась, из того конца коридора донесся звук поворачивающейся дверной ручки. Фигура вышла из тени, и стало ясно, что это мужчина. Он был одет в темное и держал обувь в руке. Так вот почему он производил мало шума.

Страх и изумление Аликс сменились гневом, но возмущенный возглас застрял у нее в горле, когда она увидела, что бабушкина дверь распахнулась. Комната за ней была ярко освещена, а на пороге стояла бабушка — она отчетливо виднелась на фоне дверного проема. Бабушка потянула гостя в комнату, дверь за ним закрылась, и через несколько секунд серебряная полоска света под ней исчезла. Без сомнения, с той стороны щель заслонили подушками. Так часто делала Аликс, желая скрыть, что читает в постели, когда ей давно полагалось спать.

Не слишком ли для человека, страдающего жестокой мигренью и лежащего в затемненной комнате? Для человека, который никогда не использует болезнь в качестве предлога, что считалось большим грехом в бабушкином кодексе? Но что она там затевает? Кто тот человек? Что он здесь делает? Почему такая секретность? Где Липп, всегда шныряющая поблизости, если происходит что-нибудь неблаговидное?

А вот и Липп! Аликс услышала ее шаги на лестнице. Она потянула на себя дверь, придерживая ручку, чтобы та не щелкнула. Шаги приблизились, остановились возле ее двери и затихли.

Аликс хотелось рассмеяться. До нее вдруг дошла комичность положения: вот стоит она, безмолвная и напряженная, в темноте, по одну сторону двери, а по другую, так же напряженно вслушиваясь, стоит Липп. Она чуть не распахнула дверь и не крикнула: «А!» — но сдержалась. Знает ли вообще Липп, что Аликс рано вернулась с бала? Нет, вероятно, она услышала звук открывающейся двери и, подозрительная по природе, как и следовало ожидать, отправилась посмотреть, в чем дело.

Проклятие, она пытается открыть дверь! Аликс схватилась за ручку с другой стороны. Липп нетерпеливым движением потянула дверь на себя. Но Аликс вовремя отпустила ручку и язычок защелкнулся. Липп издала вздох облегчения, и вскоре Аликс услышала, как она удаляется по коридору. Слава Богу, старуха решила, что дверь была оставлена не защелкнутой до конца.

Почему Аликс испытывала такое облегчение? Будто она снова школьница и избежала столкновения с не в меру бдительной классной дамой или директрисой? Это же «Уинкрэг», с какой стати ей бояться обнаружить свое присутствие в комнате?

Одно она могла сказать с уверенностью: ни бабушка, ни Липп не подозревают, что кто-то вернулся с танцев. Бабушка заранее спланировала принять своего таинственного посетителя, пока остальных не будет дома.

Вот это самое странное.

— Если свет не горит, мы не можем взять и вломиться, — произнесла Аликс, жалея, что пришла.

Лоуфелл и наверняка полграфства уже болтали об Эдвине и Лидии — так был ли смысл в этом полночном беспокойстве о приличиях? Если он поселил у себя в доме молодую, одинокую и, судя по его словам, красивую иностранку, то чего же он ожидал? Что люди решат, будто у него гостит незамужняя тетка? Если она женщина респектабельная, скажут они, тогда почему на рождественские праздники не остановилась в «Уинкрэге»?

Надежда Аликс увидеть спящий дом, погруженный во тьму, исчезла, когда, подняв головы к окнам второго этажа, они с Эдвином увидели пробивающийся из-за занавесей слабый свет.

Стук в дверь возымел действие, но только после того, как Эдвин крикнул, что это он.

— И еще со мной Аликс, моя сестра!

Дверь открылась.

Эдвин прав. Лидия красавица.

Один взгляд на нее прояснял, почему Эдвин так пленен ею. Но о чем он думал, влюбляясь в нее? Перед Аликс была не кроткая, уступчивая и признательная беженка, горюющая о лучших временах, пережитых на родине и оплакивающая свою прошлую жизнь. Эдвин рассказывал о ней, как если бы нежная голубка слетела на его руку. Но на самом деле он приютил орлицу. Лидия была культурной, образованной женщиной, уверенной в себе, очевидно, талантливой и в данный момент разгневанной.

Разгневанной — в том числе на себя, что подкупало. Аликс это поняла, и ее враждебность уменьшилась. Ясно, что Лидия не имела намерения привлекать к себе внимание. Внимание к ней привлек тот отвратительный субъект, а не она сама.