Мари-Бернадетт Дюпюи - Доченька

Мсье Кюзенак невольно подумал, что эта святая женщина, очевидно, не имеет обыкновения откладывать дела в долгий ящик. Кроме того, в проявленном участии он видел свидетельство доброго и уважительного отношения к Мари и был этим очень тронут.

— Мы едем в Тюль! — заявил он. — Огромное вам спасибо, матушка!

Мари ликовала. Но в этих стенах она не решилась дать волю чувствам. И все-таки глаза девушки сияли, а губы растягивались в улыбку.

— Дитя мое, желаю тебе успеха! — сказала монахиня. — Я напишу кузине записку. А пока я буду этим заниматься, ты можешь навестить своих подруг и сестер. Мсье, поезд в Тюль отправляется в шесть вечера. Будет лучше, если вы переночуете в городе и с утра нанесете визит Жанне Десмонд.

— Так мы и сделаем, обещаю! — любезно отозвался Жан Кюзенак.

Мари повела отца по коридору. Сначала девушка решила зайти в кухню, уверенная, что найдет там сестру Юлианну. Она не ошиблась — возле мойки она увидела кругленькую фигуру монахини.

— Сестра Юлианна!

Та обернулась и посмотрела на стоящую на пороге красивую девушку, которую сопровождал мужчина. Улыбка незнакомки, ее открытый доверчивый взгляд кого-то ей напомнили…

— Мари! — обрадованно воскликнула монахиня. — Моя дорогая крошка Мари! Как ты выросла и похорошела!

Сестра Юлианна вытерла руки о фартук и раскрыла девушке свои объятия. Мари подбежала и прижалась к ее груди.

— Теперь я выше вас на голову, милая сестра Юлианна, — заметила она, смеясь.

— Так приятно снова увидеть тебя! Воспитанницы скоро придут на полдник. И я знаю одну девочку, которая будет очень рада встрече!

Мари представила сестре Юлианне своего отца и в нескольких словах объяснила причину своего приезда. Монахиня сказала со слезами на глазах:

— Ты заслужила счастье, моя девочка! Я очень рада за тебя. Если бы ты знала, как я просила Пресвятую Деву беречь тебя!

Из коридора донесся шум шагов и приглушенные детские голоса. Еще мгновение — и в кухне появятся воспитанницы приюта… Взволнованная Мари отступила от двери вглубь помещения. При виде девочек, входивших, соблюдая строгий порядок, попарно, она словно вернулась в свое детство. Невзирая на то, что монахини всегда были добры к своим воспитанницам и неустанно о них заботились, девушка еще раз порадовалась, что у нее теперь есть любимый отец и собственный дом.

Девочки-сироты подошли к огромному столу, уставленному тарелками с поджаренным хлебом и чашками с молоком. И только одна, маленькая, бледная, с черными длинными косичками, застыла на пороге. Голубые глаза девочки внимательно рассматривали Мари. И вдруг девочка поднесла руки ко рту, сдерживая восторженный крик.

Мари заплакала. Леони сильно выросла, но она узнала бы ее из тысяч.

— Леони!

Они бросились навстречу друг другу и, смеясь и рыдая, обнялись.

— Какое у тебя красивое платье, Мари! Какая ты хорошенькая! Как фея, — прошептала Леони. — Скажи, ты вернулась насовсем?

— Нет, Леони. Я приехала по делу. Но я очень рада тебя видеть. Ты тоже стала очень хорошенькой!

Леони вырвалась из объятий девушки. Не сказав больше ни слова, она села за стол и стала есть. Мари хотела было ее удержать, объяснить, но только что от этого изменится?..

Жан Кюзенак, которому было больно видеть дочь такой расстроенной, шепнул ей на ушко:

— Завтра мы приедем снова, если захочешь. А теперь нам пора, иначе опоздаем на поезд в Тюль.

Возница на фиакре ожидал их возле приюта, поэтому до вокзала они добрались очень быстро.

— Хорошо, что я не стал заказывать два номера в гостинице в Бриве, тогда бы нам пришлось ехать туда за вещами. Что ж, едем в Тюль, дорогая! Сегодня вечером мы поужинаем тет-а-тет, я хочу пригласить тебя в лучший ресторан города.

Мари прижалась лбом к отцовскому плечу.

— Папочка, дорогой, как ты добр ко мне!

Путь из Брива в Тюль был не слишком долгим, и все это время Мари думала о Пьере. Она не знала, как себя с ним вести. Юноша сильно переменился. Временами он был весел и нежен, потом вдруг становился отстраненным и раздражительным. Если бы он оставался таким же милым и заботливым, как раньше, кто знает, может, она и не испытывала бы такого сильного желания продолжить обучение, уехать из Прессиньяка, чтобы закончить Эколь Нормаль?

— Мари! Подъезжаем!

Голос отца отвлек девушку от размышлений. Мари вдруг осознала, что воспоминаний о тех нескольких годах, что она прожила в «Бори» в качестве прислуги, осталось очень мало. Дни текли, похожие один на другой, в ритме ежедневных занятий, в атмосфере тишины и несвободы…

Теперь же все было по-другому. Мари радовалась каждому мгновению, прожитому под крышей Большого дома. Она вздрогнула, увидев прямо перед глазами лицо Жана Кюзенака, смотревшего на нее с тревогой.

— Папа, извини! Я, кажется, задремала…

Поезд с пронзительным скрежетом остановился. Они вышли на платформу. На Тюль опустились эффектные золотисто-розовые сумерки.

Жан Кюзенак взял дочь за руку.

— Вот мы и в Тюле, Мари! Я здесь учился. Родители планировали послать меня в Ангулем, но моя мать родилась в этих краях, поэтому меня не стали отправлять в интернат. Я жил у своей бабушки Жюльетт.

— Значит, ты прекрасно знаешь эти места? — радостно подхватила Мари.

Мсье Кюзенак, занятый поисками фиакра, ответил уверенным тоном:

— Да, дорогая! Тюль — чудесный город! О нем говорят так: «Когда приезжаешь — смеешься, а уезжаешь — плачешь». Никто не может остаться равнодушным. Сколько приятных воспоминаний у меня с ним связано! Но довольно ностальгии, сегодня вечером я угощу тебя шампанским!

Жан Кюзенак решил, что остановятся они в «Отеле-ресторане дю коммерс», — престижном заведении, расположенном возле собора, и там же поужинают. Он рассказал дочери, что однажды, когда ему было лет двадцать, ужинал там со своими дедушкой и бабушкой.

Мари не переставала удивляться всему, что видела. Комната в отеле показалась ей великолепной. Особенно ей понравились тюлевые занавески с цветочным рисунком.

— Какая прелесть! Папа, если бы ты знал, как я счастлива! В номере есть даже ванная! Как ты думаешь, я успею принять ванну перед ужином?

Мсье Кюзенак ответил:

— У тебя еще много времени. И надень красивое платье! Мне было бы приятно увидеть тебя в том, бежевом…

Мари вошла в зал ресторана одетая в бежевое шелковое платье, которое отец подарил ей две недели назад. Остромодный фасон подчеркивал ее тонкую талию и восхитительную грудь, а неброское жемчужное ожерелье на шее нежно оттеняло свежий цвет лица.

Усаживаясь напротив дочери, Жан Кюзенак подумал, что он — счастливейший из присутствующих в зале мужчин. При необычном освещении и в этом бежевом, почти перламутровом шелке, который удивительно ей шел, девушка показалась ему еще красивее, чем обычно.