Мари-Бернадетт Дюпюи - Доченька

Удивленный Адриан только развел руками. Документ свидетельствовал, что Жан Кюзенак оставил Мари все свое имущество — земли, фермы и дом «Бори» со всей обстановкой. Далее следовало оформленное по всем правилам официальное заявление, в котором мсье Кюзенак признавал Мари своей дочерью и единственной наследницей. Своему племяннику Макарию он оставил два дома — один в Лиможе, второй в Сен-Жюньене.

Лицо Мари порозовело от волнения, когда она сказала:

— Папа завещал мне «Бори»! Мой дом! Я знала, что он мой, что несправедливо было выгонять нас оттуда…

Элоди кивнула и произнесла несколько довольно грубых слов в адрес покойного Макария. Адриан щедро вознаградил ее за хлопоты и честность. Вместе они позавтракали, и Элоди отправилась на вокзал ждать обратного поезда. Нанетт обняла ее на прощание.

— Мы с вами теперь прямо как одна семья! — воскликнула Элоди, когда пришло время прощаться. — До скорой встречи в Прессиньяке, мадам Мари!

Месяц спустя, в субботу, Мари подкрасилась и принарядилась. Вся семья собиралась ехать в Прессиньяк.

К встрече с любимым домом Мари купила новое платье и попросила Ману сделать ей модную прическу. Средняя дочь охотно ее подстригла. Условились, что Лизон и Венсан вместе с Жаком сразу отправятся в «Бори», не заезжая в Обазин.

Матильда очень изменилась с трагического дня своего ареста — стала менее эгоистичной, более рассудительной. Ее любовь к матери переросла в безграничное обожание. По большому секрету она призналась Мари, что со своим женихом наконец познала радость взаимной любви.

Камилла, которой недавно исполнилось двенадцать, подросла и похорошела. Она была точной копией своей матери в том же возрасте. Девочка сгорала от нетерпения, так ей хотелось увидеть Прессиньяк, колокол по имени Мария-Антуанетта, пруд Шоффи, небольшую речушку, сам «Бори» и остальные чудеса, о которых рассказывала мать.

Поль, хотя еще и не совсем поправился, тоже решил ехать. Меньше всего энтузиазма проявлял Адриан. Он часто шутил, что «у супруги, похоже, одно на уме — запереться в „Бори“ и жить там безвылазно».

Мари ушла из школы. На ее место взяли молоденькую выпускницу института.

Не стала она возвращаться и на работу в приют. В стенах старинного аббатства обитало слишком много дорогих сердцу призраков прошлого — сироты, мечтавшей обрести родителей, другой девочки — голубоглазой Леони, и Жака, отца Пьера, сеющего фасоль на огороде…

Спокойная жизнь с Адрианом — что могло быть лучше? У них было множество планов: съездить в Париж, посетить Лувр, увидеть Версаль, отправиться в Грецию и, конечно же, в Италию…

Мари смотрела вперед, зная, что в любую секунду может показаться окруженный парком Большой дом на холме. Пока они ехали, она без конца рассказывала Камилле о «Бори». Внимательно слушала рассказ матери и Матильда, которая совершенно не помнила эти места.

— В парке есть огромная ель, а под ней — каменная скамья. И всюду — кусты красных роз… Рядом с домом находится конюшня. У меня была своя рыжая лошадка, очень послушная. Гостиная обшита дубовыми панелями, а в кухне — огромная чугунная печь!

За окнами автомобиля проплывали знакомые пейзажи. Нанетт, которую долгая поездка совсем не утомила, широко улыбалась. Камилла, Поль и Ману с удовольствием слушали ее рассказы о ферме, об овцах и коровах и, конечно, о том, как однажды в дождливый вечер на ферму приехала их мать:

— Она тогда была совсем крошка, наша Мари! Мокрая насквозь, в грязных башмаках… И всего боялась! А уж худенькая… Такая, как ты, Камилла! Но у тебя, мое золото, щечки розовенькие, а она была бледная, страшно смотреть! Потом-то я ее откормила — щечки округлились, появился румянец… А сразу по приезде она заболела. Я уж и не думала, что поправится… И все из-за хозяйки. Злая была женщина Амели Кюзенак!

Воспоминания сменяли одно другое. Мари чувствовала, как нарастает волнение и нетерпение. Наконец показалась колокольня прессиньякской церкви, потом и обсаженная липами площадь. Когда они проезжали мимо школы, Адриан снизил скорость.

— Смотрите, Лизон уже приехала! — воскликнула Камилла.

Это была чистая правда: Лизон и ее семейство приехали в Прессиньяк раньше, чем планировали, и решили погулять по городку. Поскольку оба были учителями, неудивительно, что ноги сами привели их к местной школе.

Так и вышло, что в дом на холме семья явилась в полном составе. Мари предварительно съездила в Брив и уладила с нотариусом все вопросы относительно прав собственности на дом и землю. С трудом сдерживая слезы, Мари вошла в парк. Сжав в кулаке ключ, она подошла к крыльцу. Бледность ее напряженного лица встревожила Поля. Когда сын спросил, все ли в порядке, она ответила изменившимся голосом:

— Просто я слишком счастлива! Это мой дом! Мой дорогой и любимый дом!

Мари отметила изменения в обстановке: некоторые предметы мебели переставлены, иных недостает… И все же ей показалось, что время обратилось вспять и она вернулась на многие годы назад. С каждым шагом перед глазами возникали картинки из прошлого. Сидя вот в этом кресле, Жан Кюзенак сообщил ей о том, что она — его дочь… Жан-Пьер, ее первенец, умерший через несколько часов после рождения, увидел свет дня в этой комнате… За этим столом Лизон делала уроки…

И все же тишина в доме была давящей. Мрачное впечатление производили и пустая конюшня, и заросший сорняками парк.

День еще не кончился, но Мари поняла — она больше никогда не сможет жить в «Бори». В доме, который был свидетелем ее полной печалей и радостей супружеской жизни, помнил Амели Кюзенак и ее супруга Жана…

— Папа обожал «Бори» также, как и я, — сказала она детям, — но его уже давно нет с нами. И в городке я теперь никого не знаю…

Адриан положил руку на плечо супруге:

— Дорогая, лично я предпочел бы наш дом в Обазине. «Бори» ты можешь отдать в аренду за хорошие деньги или продать. Это было бы правильно, потому что дом не должен оставаться нежилым.

Поль, Матильда и Камилла поднялись по лестнице, чтобы увидеть каморку на чердаке — ту самую комнатушку горничной, о которой мать столько рассказывала. Мари осталась стоять посреди гостиной, не зная, как поступить с «Бори». Взгляд ее упал на Лизон и Венсана. Молодая чета сидела у камина и разговаривала шепотом. Маленький Жан играл на ковре с плюшевой собачкой. На глазах у Мари округлившийся живот старшей дочери пришел в движение — ребенок шевельнулся.

— Мамочка, это первый раз, когда он так сильно толкается! — радостно воскликнула молодая женщина. — Наверное, ему, как и мне, в «Бори» очень нравится!

Решение оказалось настолько простым, что Мари удивилась, почему не подумала об этом раньше: Лизон будет под этой крышей очень счастлива, и ее дети вырастут в собственном доме. Они будут играть возле большой ели, а в рождественский вечер расставлять башмачки возле этого камина… Она подошла к дочери: