Фред Стюарт - Золото и мишура

— Я ведь просил не обучать ее этим дурацким мелодиям, — сказал Скотт.

— А почему бы и нет? Моя дочь должна стать христианкой, потом она станет настоящей американкой. Однако, насколько я могу судить, капитан сегодня не в лучшем настроении. Не угодно ли ему чаю? Или, может, набить трубочку ah pin yin [10] Опиум (кит.). ?

— Оставь нас одних, — сказал Скотт не допускающим возражений тоном.

Ах Той послушно склонила голову, при этом ни один мускул не дрогнул у нее на лице. Она подошла к голубой занавеске и отдернула ее, открыв скрытую за ней дверь. Женщина скрылась за дверью, занавеска вернулась на прежнее место.

Чинлинг — что на имеющем множество оттенков китайском означало «счастливое настроение» или «великолепная жизнь» — успела расстегнуть свое серебряное платье и снять его, представив взору Скотта совершенное в своей наготе тело. Скотт впился в него взглядом, приблизил девушку к себе и зарылся лицом между ее маленьких грудей.

— О, Чинлинг, дорогая! — едва не застонал он. — Я так чертовски люблю тебя!

Чинлинг провела рукой по его золотисто-рыжим волосам.

— Чинлинг любить Скотт, — мягким голосом сказала она. — Вся жизнь Чинлинг для того, чтобы делать Скотт счастливый.

Он погладил рукой ее упругие ягодицы, провел ладонью по бедру.

— Ты должна знать, — прошептал Скотт, — что вне зависимости от того, что бы я ни причинил тебе, я всегда буду любить тебя.

При этих словах в ее миндалевидных глазах мелькнул страх.

— Что Скотт причинить Чинлинг?

Он поднял голову и заставил себя улыбнуться.

— Об этом поговорим позже. А теперь будем же счастливы!

Подняв ее на руки, Скотт перенес девушку на латунную кровать, находящуюся возле пианино, вспоминая при этом, что менее часа тому назад вот так же держал на руках и нес в дом свою жену Эмму. «Боже мой! — подумал он, — нужно все ей рассказать! Я обязан сделать это! Но она сейчас так хороша, так прекрасна. Только еще один разок… совсем один разок».

Он бережно опустил девушку на постель и принялся снимать с себя одежду. Чинлинг внимательно следила за всеми его действиями. Скотт собрался было уже снять брюки, как неожиданно из-за голубой занавески появилась Ах Той.

— Черт бы тебя побрал, женщина! — взревел Скотт. — Разве ты не видишь…

Он не договорил, увидев, что лицо китаянки искажено холодным гневом. Она от двери прошипела что-то по-китайски своей дочери.

Чинлинг стремительно соскочила с постели и прижала к себе брошенное платье.

— Что такое?! — воскликнул Скотт.

Ни та, ни другая не произнесли ни слова, а дочь стремительно скрылась за голубой занавеской.

— Итак, — сказала Ах Той, — все-таки это произошло.

— Что произошло? И почему, черт побери, ты помешала нам?

— Я только что узнала. Об это весь город говорит. Ты привез с собой новобрачную.

Скотт уселся на деревянную скамью.

— Да, это правда, — спокойным голосом сказал он. — И что же здесь такого?

Ах Той скрестила на груди руки — длинные ее ногти напоминали экзотические шипы.

— И что теперь будет с моей дочерью?

Скотт усмехнулся.

— Мне кажется, до сих пор я обращался с вами хорошо. Вы проживали здесь совершенно бесплатно, и, кроме того, я оплачивал все ваши счета. А теперь я намерен предоставить тебе и Чинлинг приличную сумму с тем, чтобы вам не пришлось думать о том, где раздобыть средства на жизнь.

— Боюсь, не так все это есть просто, капитан, — сказала Ах Той.

Из комнаты, в которую вела дверь, скрытая за голубой занавеской, послышался детский крик. Чуть улыбнувшись одними губами, Ах Той повернулась в тот самый момент, когда, откинув занавеску, в комнате появилась Чинлинг, державшая на руках младенца.

— Мы назвали ее Стар [11] Звезда (англ.). , — сказала Ах Той, — потому что звезды — они такой красивый, в них истина. Стар — прекрасный имя, вы не согласен, капитан? Ну же, Чинлинг, принеси ребенок отцу.

У Скотта было такое чувство, будто его ноги приросли к полу. Чинлинг несла ребенка, а сам Скотт и шагу не мог сделать навстречу.

— Разве она не восхитительный, Скотт? — с затаенной гордостью прошептала Чинлинг. — Ты держать твоего ребенка на руках? Ты целовать его? Ну, давай же, она не укусит тебя.

Словно во сне, Скотт медленно протянул руки. Чинлинг передала ему ребенка, завернутого в белое одеяльце. Скотт взял у нее ребенка и посмотрел на девочку, как если бы она была созданием с другой планеты. Девочка открыла глазки, посмотрела на отца и издала негромкий булькающий звук. Затем, выпростав руку, ухватилась за волосы на груди у Скотта.

— Тебе не нравиться ребенок, Скотт? — с волнением в голосе спросила Чинлинг. — Ты не гордиться, что сделался ее отец?

— Я… — Скотт набрал в грудь воздуха, со стыдом глядя в глаза своей любовницы, затем вновь перевел взгляд на девочку. — Все так неожиданно, — упавшим голосом сказал он. — Стар… Да, это великолепное имя.

— Это ее христианское имя, — сказала Ах Той. — Мы воспитаем ее как христианку. Вопрос в том, какой будет ее фамилия.

Скотт не сводил взгляда с очаровательного личика девочки, однако не пропустил ни единого слова из того, что сказала Ах Той.

— Ведь ты же христианин, капитан, — продолжала та. — Что бы ты посоветовал?

— Да уж какой там я христианин… — пробормотал Скотт.

— Это не есть ответ.

Ребенок вдруг заплакал.

— У нее сильные легкие, — сказал Скотт, отчаянно пытаясь сообразить, что бы такое беспечное сейчас сказать, но у него было чувство, что голова его наполнена свинцом.

Ах Той сказала что-то дочери по-китайски.

— Я унесу ребенок, — сказала Чинлинг, протягивая руки, — но сначала ты должен поцеловать ее.

Девочка зашлась криком, когда отец наклонился и поцеловал ребенка в лоб. Затем Скотт передал ребенка Чинлинг, которая умоляюще смотрела на него.

— Ты ведь, правда, будешь любить ее, Скотт?

— Да.

Улыбнувшись, Чинлинг вышла из комнаты, унося с собой дочь. Скотт начал надевать рубашку, когда к нему подошла Ах Той.

— Итак, капитан, — сказала она. — Я пока ничего не сообщила Чинлинг про твой жена, но когда я скажу, это разбить ей сердце. Она такая глупенькая, что любить тебя. Когда тебя не было здесь, мы часто разговаривать, и она не один раз говорить, что ты сделать правильный вещь, поступить по-христиански. Когда воротиться домой. Я пыталась открыть ей глаза. Я говорила, что вы все, круглоглазые, ненавидеть и презирать нас, хотя в наших жилах течет кровь самого Чингисхана. В Китае я была принцессой, однако по приезде сюда я никто. А что касается мой дочери, то ты, когда хотеть, делать с ней любовь, укладывался на нее свой волосатый тело, но ты никогда не жениться на ней, потому что у нее не такие круглые глаза, как у тебя. Теперь появилась Стар, невинный дитя, и у этой девочки не будет настоящий отец. Моя внучка даже не будет иметь надлежащий имя. Это совсем не есть хорошо, капитан. Но она и твоя дочь. Что ты предлагать?