Елена Толстая - Большая нефть

Другой прибавил:

— Мы уже про себя решили: человеческих условий не будет — уедем домой.

— Проблемы решу, — проговорил Елисеев, переводя настороженный взгляд с одного лица на другое. — Это я обещаю.

Ахметов невесело рассмеялся:

— Да ты не обещай, просто реши. А то много раз нам тут сказочки рассказывали.

Так, пора. Болото встал, вытер ладони о штаны.

— Ладно, все понятно, — подытожил он. — Пошли работать.

Елисеев проводил его глазами. Если Болото не будет на его стороне — бригаду он потеряет.

Болото между тем не спешил. Продолжал наблюдать, делать выводы. Одно дело — когда они вместе ходили под началом у Векавищева, другое — когда Елисеев сам заделался начальником. Поглядим, поглядим, какой из него начальник. «Проблемы решу» — какой скорый!..

Новое столкновение произошло вечером, во время ужина. Елисеев зашел в столовую, быстро осмотрелся по сторонам. Люди уже сидели за столами, накрытыми клеенкой. Клеенка старая, потертая, но чистая, без свинства. Вообще выглядит столовая прилично, решил Елисеев и заглянул в окошечко раздачи. И повар ему понравился: похож на персонажа из мультфильма. Полный, румяный, в чистом белом фартуке и колпаке. Поздоровался с мастером приветливо, самолично «насыпал» борща в тарелку, плюхнул сметанки, присыпал высушенной зеленью и подал с улыбкой:

— Будьте любезны.

Елисеев не знал, но повара так и называли здесь — «Будьте любезны». Не знал он и того, что такое приветствие слышит от повара далеко не всякий…

Поглощенный сегодняшними впечатлениями и раздумьями о тяжелом наследстве, которое осталось ему от прежнего мастера, Елисеев машинально принялся хлебать борщ. Да, вкусно. «Нажористо», как говорят мужики. И мяса кусочек нашелся, да и сметаны «Будьте любезны» не пожалел.

Елисеев так глубоко зашел в свои мысли, что не обратил внимания на соседа по столу. А сосед — Василий Болото — пристально буравил мастера недобрыми глазами. Наконец заговорил:

— Вкусно?

Елисеев вздрогнул, будто пробудился ото сна. Удивленно глянул на Болото. Странный вопрос. Это что — вместо «приятного аппетита», что ли?

— Вкусно, — ответил Елисеев.

И только теперь насторожился. Ох не просто так заговорил с ним молчун Болото! Что-то нехорошее у буровика на уме.

— А мне невкусно, — отрезал Болото. — Может, тарелками поменяемся?

Елисеев поднял бровь.

— Ты что… хочешь сказать, что руководящему составу здесь положено лучшее меню?

— Ага, — развязно ответствовал Болото. — Именно. А вы что, не заметили, Георгий Алексеевич? Разве повар при раздаче не сказал вам «Будьте любезны»? Он такое не всякому говорит, а только избранным членам общества. Как в английском клубе с джентльменами.

Елисеев был настолько поражен услышанным, что пропустил мимо ушей удивительное в устах драчуна и работяги Василия Болото упоминание об «английском клубе с джентльменами». Да тут… крепостное право какое-то! Ярость медленно вскипела в душе Георгия. Но он не был бы верен себе, если бы позволил этой ярости выплеснуться через край. Несколько секунд он прислушивался к тому, как гнев и неистовое желание срочно набить повару морду утихают, остывают, превращаются в ледяную уверенность в собственной правоте. Георгий отодвинул от себя тарелку, не спеша направился к окошку раздачи. Он уже видел улыбающееся приятное лицо повара.

Болото с ехидным любопытством наблюдал за происходящим.

Елисеев вошел на кухню и уставился на повара. Теперь тот слегка смутился.

— Что-то не так, Георгий Алексеевич? Борщ нежирный?

— Какое право вы имели, — слегка задыхаясь от сдерживаемого гнева, заговорил Елисеев, — делить бурильщиков на касты?

— Что, простите, будьте любезны? — пискнул повар.

Происходило что-то странное. Начальник недоволен. Однако повар не испугался. Нужно просто выяснить, что именно не устраивает нового начальника, и поправить дело.

— Разные меню, — пояснил Елисеев и скрипнул зубами.

Повар с облегчением вздохнул.

— Бывший буровой мастер был не против, — объяснил он. — Ситуация ведь какая: хороших продуктов в любом случае на всю бригаду не хватит, поэтому приходится чем-то жертвовать…

— Вот тобой и пожертвуем, — совершенно успокоившись, произнес Елисеев. — Прямо сейчас.

Он схватил повара за ухо, морщась от отвращения, и выволок из пищеблока. Василий Болото с нескрываемым наслаждением наблюдал за этой сценой. Следует отдать Василию должное — особенного злорадства он не испытывал. К физической боли Болото относился равнодушно, потому что — в этом он Маше не соврал — он действительно занимался боксом. Есть много вещей, гораздо более значительных, нежели физическая боль. Например, вот такие забавные сценки. Они и сами по себе занятные, а если еще учесть, что речь идет о некоем возмездии, о восстановлении справедливости… Настоящий праздник для ценителя изящных искусств.

Елисеев вышвырнул повара «Будьте любезны» за дверь. Буровики еще слышали, как он говорит, обращаясь к Вахиду:

— Завтра первым же рейсом отправь этого лизоблюда к чертовой матери с буровой. Есть поблизости деревня? Надо бы нам нанять нормальную повариху…

Рыдающий голос повара:

— Начальник, я же хотел как лучше!..

И наконец яростный крик Елисеева:

— Молчать! Будьте любезны!..

«Да, этот, пожалуй, подходит», — решил Болото и флегматично доел сперва свою порцию, а потом и остывшую елисеевскую.

Кадровый вопрос продолжал донимать Бурова, и с каждым днем все острее. Люди не выдерживали тяжелых условий работы и уезжали на большую землю. Вот так пришлось распрощаться с Банниковым, который несколько лет более-менее успешно занимался бытовыми вопросами нефтяников. Ничего не поделаешь. Банников уже не юноша, лучшие годы своей жизни отдал освоению новых земель… А теперь подступили проблемы со здоровьем. Возраст, знаете ли. И ночевки на сырой земле, и падения с крыш — когда-то все это казалось ерундой, подумаешь, упал, встал да отряхнулся и десять лет об этом не вспоминал… Но прошли десять лет — и вспомнился каждый синяк.

Вопрос даже не обсуждался. По заключению медицинской комиссии, ехать в более теплый и подходящий климат необходимо как можно скорее. «Через год товарищ Банников вообще не годен будет ни для какой работы, так что не вижу смысла ему задерживаться. Он вам, Григорий Александрович, больше не опора», — отрезал правду-матку врач.

И Банников собрал чемоданы. Он понимал, что врач прав. В глубине души немного радовался отъезду. Усталость накопилась, появилось желание просто посидеть на солнышке, ничего не делая, с книгой на коленях… Сдался старый волк. От Бурова, конечно, свои настроения он скрывал. Улыбался на прощание и смущенно разводил руками: