Татьяна Лыжова - Исповедь проститутки

– Сейчас, одну минуту, я принесу, – сказал он, усадил Натали на скамейку и вбежал в ближайший кабинет.

Через секунду он выскочил со стаканом воды в руках и кинулся к Натали.

– Вам лучше? – спросил он, когда она немного отпила.

– Да, уже лучше, – ответила она. – Спасибо, Женя.

От неожиданности он широко раскрыл глаза. Натали впервые назвала его по имени, и это вызвало в парне бурю эмоций.

Она передала стакан мне, а затем сказала:

– Давайте уйдём отсюда поскорее. Здесь жутко и мрачно.

Мы покинули морг. На улице, на свежем морозном воздухе нам стало намного легче. Мы были рады, что убитая девушка оказалась не Ксюшей. Но ведь это тоже была молодая симпатичная девушка, её тоже, возможно, кто-то искал, кто-то ждал домой.

– Интересно, кто эта девушка в морге? – спросила я. – И кто мог с ней такое сделать? А главное, за что?

– А кто её знает, – сказал Скворцов, – наверное, проститутка какая-нибудь. Их чуть ли не каждую неделю находят в разных уголках города или на окружной: то с перерезанным горлом, как эта, то со свёрнутой шеей, то зарезанной. Многие так и остаются неопознанными. Ведь мало кто из них носит с собой документы.

– Вы так говорите, как будто это не люди, – возразила Натали, – как будто они заслужили такой участи.

– Простите меня, но они сами избрали свой путь, – ответил Скворцов.

– Может быть, вы и правы, – сказала я, – и они осознанно выбрали свою «профессию». Но никто не заслуживает такой страшной смерти, чем бы он ни зарабатывал себе на жизнь.

– И эта девушка, и остальные, которых вы находите, заслуживают, по меньшей мере, сочувствия, – добавила Натали.

– Простите, если задел вас, – сказал Скворцов. – Просто в нашей работе не принято задумываться о личности убитого, мы просто ищем того, кто совершил убийство, и стараемся восстановить справедливость.

– Ой, не смешите нас, Евгений Леонидович, – сказала Натали. – О какой справедливости вы говорите? Сегодня, когда всё решают деньги? Справедливость?! Ха!

– Почему вы так говорите? – спросил Скворцов.

– А вот вы мне ответьте, Евгений Леонидович, – сказала Натали, – мою подругу-стриптизёршу изнасиловал один подонок, довольно состоятельный и влиятельный подонок. Хотя она его никак не провоцировала. Вы станете добиваться его наказания?

– Натали, перестань, – сказала я.

– Подожди, Софи, я не называю сейчас имён, – продолжала Натали. – Так что же, Евгений Леонидович, вы сумеете доказать его вину, как вы думаете?

– Если ваша подруга сразу обратилась в милицию, судмедэкспертиза зафиксировала факт полового контакта и побоев, если таковые были, то, скорее всего … – Скворцов запнулся. – Конечно, иногда доказать факт изнасилования бывает сложно. Но это не значит, что невозможно.

– Вы меня не совсем поняли, – сказала Натали. – У него деньги. Он заплатит, где надо, и ваше следствие будет длиться вечно. А потом найдутся свидетели, которые якобы видели жертву насилия раньше в борделях и притонах, или на окружной. Девушку, которая и так натерпелась ужаса и унижения, обольют грязью, назовут шлюхой и, в конце концов, обвинят в том, что она сама спровоцировала несчастного мужика, чуть ли не сама его изнасиловала, а теперь деньги требует в обмен на своё заявление. Или вообще у насильника алиби нарисуется на момент изнасилования, с десятком свидетелей, готовых по минутам подтвердить пребывание его в тех или иных местах, никак не связанных с местом преступления. Но прежде всего от ведения дела отстранят таких вот следователей, как вы, Женя, которые стараются добиваться справедливости.

– Очень жаль, что вы так думаете, – ответил Женя.

– Да, я думаю именно так, – сказала Натали, глянув на меня. – И не только я.

Остаток пути мы прошли в молчании. Возле ближайшего метро мы расстались. Женя предложил проводить Натали, а я села в такси и вернулась к себе.

10.

На светском балу, посвящённом наступающим новогодним праздникам, собрался весь бомонд столицы. Дамы сверкали бриллиантами и соперничали роскошью нарядов. Мужчины в смокингах держали в руках бокалы, наполненные вином из самых дорогих погребов южных французских провинций. В громадной бальной зале звучали вальсы венских классиков в исполнении лучшего оркестра, кружили пары танцующих в бальных нарядах, мягко горели свечи, а в перерывах между танцами лакеи бесшумно сновали с подносами, заполненными бокалами с вином и шампанским. Кругом царила атмосфера королевской роскоши.

От небольшой мужской компании, с увлечением беседовавшей последние четверть часа, отделился один из гостей и, приветливо улыбаясь, пошёл навстречу вновь прибывшему господину.

– Михаил Васильевич, собственной персоной, – произнёс он и раскрыл дружеские объятия. – Рад тебя видеть. Присоединяйся к нам, дорогой.

– Добрый вечер, Юрий Юрьевич, – так же приветливо ответил Михаил Васильевич. – Рад встрече.

– Ну, ты точно король, – сказал Юрий Юрьевич, и он был прав.

Михаил Васильевич выглядел полноправным членом высшего общества. На нём был безупречный смокинг и бабочка, усеянная мелкими бриллиантами. Гладко выбритое лицо и тонкая полоска аккуратно подстриженных усов, прямая осанка и свободная манера, с которой он держался и общался, могли кого угодно ввести в сомнение: уж не персона ли королевской семьи инкогнито посетила нынче бал?

– Ну, довольно, довольно, – улыбнулся Михаил Васильевич. – Будет вам меня расхваливать на все лады.

– Да нет же, я не лукавлю, – ответил Юрий Юрьевич. – Ты выглядишь превосходно. Само время, кажется, не властно над тобой. Годы идут, а ты молодеешь.

Михаил Васильевич с холодной снисходительностью принимал поток лести от старого знакомого. Он давно вращался в высших кругах и знал цену подобным речам. Пока ты на гребне успеха и популярности, пока ты чем-то полезен и выгоден, тебе поют дифирамбы и засыпают лестными эпитетами. Ты желанный гость, для тебя открыты все двери и предоставлены неограниченные возможности. Но стоит только тебе оступиться, попасть в неприятность или, не дай бог, не угодить кому-либо, и ты уже в опале. Против тебя ополчаются все, кто совсем недавно восхвалял тебя и вводил в свой круг. От тебя отворачиваются все, кто ещё вчера крепко жал твою руку и обедал с тобою в светлых гостиных. О том, чтобы кто-то протянул руку помощи, даже речь не шла. О тебе забывают настолько быстро, что ты сам не успеваешь опомниться. Как будто тебя и не было вовсе. И при случайной встрече тебя, скорее всего, даже «не узн а ют». Михаил Васильевич знал жестокие и беспощадные законы выживания в высших кругах, поэтому не обольщался относительно громких похвал и комплиментов.

Вместе с Юрием Юрьевичем он примкнул к компании гостей и влился в общую беседу. Как правило, он мало говорил и по большей части слушал и наблюдал.