Сергей Огольцов - … а, так вот и текём тут себе, да … (или хулиганский роман в одном, но очень длинном письме про совсем краткую жизнь)

– Привет!– говорю я.– Как дела?

Чепа настороженно кивает и они тоже говорят:

– Привет!

Трамвай, громыхая, везёт нас к тринадцатой школе. У меня вырвался негромкий смешок.

– О чём ты смеёшься, Сергей?– с небывалой корректностью спрашивает Чепа.

Это ж надо! Первый раз в жизни он назвал меня по имени, а не школьной, или лабуховской кличкой. Да ещё с такой напыщенной серьёзностью, будто лорд-спикер, обращаясь к пэру из оппозиционной фракции.

– А… вспомнил Владин стих. Помнишь, Владя, мы писали стихи на уроках?

Я тогда ему нарифмовал, что он поутру в рог трубит и бьётся на мечах с другим рыцарем. Так он мне в ответ выдал:

– Ну, помнишь, Владя?

По тому насколько неопределённо он пожал плечами, стоя между рядами пассажиров на сиденьях, я понял, что таких воспоминаний он не держит и решил, что мне лучше сойти возле тринадцатой школы, чтобы не напрягать бывших друзей.

Ноги сами несли меня по Нежинской, по Евгении Бош, по Котовского, они знали эти улицы досконально, а у меня, на досуге, было время думать о том, о сём….

…этот переводчик из «Всесвита» неплохо сработал стихи того чеха… а на русском как получится?

…нет, во «Всесвите» лучше, переводчик молодец, но чех ещё молодчее, да и вообще чехи – молодцы… взять хотя бы Яна из Большевика… стоп! Яна брать не надо, а то всё выльется в одно заунывное Сю-Сю для выжимания горючих слёз из насухо окаменевшей губки, что уже год как завалилась за буфет… но этот чех и впрямь хорош, показал как надо делать завещание поэта… до него одни только двухходовки: ах, похороните, чтоб по весне надо мной соловей песни пел… а меня там, где слыхать течение Днепра… полный эгоизм и потребительство, то ли дело – хохотунчик-чех, всё чётко, начиная с породы дерева: заройте под липу, чтоб корни их качали соки из меня аж до цветов на их ветвях, а пчёлки тот нектар пускай уносят в улей, чтоб с мёдом были булочки у молодых красоток, когда чайкý попить изволят … вот оно рыцарство! он их и после смерти на спецпаёк сажает, закормлю, говорит, деликатесами… но при чём тут Чехия? шизофрения наднациональна, нерушима и неделима … хотя бывают и перебежчики, типа Фрейда, ставят своё видение мира на службу своему карману и открывают венскую школу… горшочек варись, горшочек не варись… а под занавес, после жизни проведённой среди неврастеничек с истеричками и занафтализированными докторами паутинных наук, не задавал ли ты сам себе вопрос, глядясь в зеркало: ну, что, Зигги, помогли тебе твои ляхи?.. а ведь мог бы остаться вполне нормальным шизиком, свободным… но что оно свобода и где у неё пéред? как говорит Пётр Лысун… свобода от чего? и тут тебя фиксируют национальные традиции: для англичанина Шекспира это свобода от времени – «прервалась связь времён» описывает он заурядный клинический случай, а для хохла в самом уже термине отрыв от бога: «божевiльний», причём существование и того и другого за пределами доказуемости… и, унюхавши, что привязь уже не держит – вперёд! с упоеньем до умопомраченья… только заруби на носу: на воле-то хорошо, да больно мокро и студёно… и в этом весь подвох: как избежать диктата ответственного за сохранность стада, и вместе с тем иметь все удобства стадного образа жизни от тёплой бабы под боком и до прохладной водочки из морозилки?.. посложнее квадратуры круга… опаньки! Декабристов? так быстро? ни себе чего!.. Меркуцио повезло с другом, его Ромео вовремя б одёрнул: «ты о пустом болтаешь! гляди, не то утопаешь на Циолковского»… не понял, а что это Леночка перед калиткой прогуливается?..

– Папа, к тебе гости.

– Какие гости?

– Не знаю, говорит, что твой друг.

Звякнув клямкой калитки, я захожу во двор.

На лавочке возле крыльца, воздев взгляд глаз к нижним веткам от яблони за спиной, сидит мой гость, он же друг, пуская дым папиросы к листьям.

– Привет, Двойка.

– Здорово, Ахуля.

Он явился электричкой из недалёкого Бахмача в соседней области и последней вечерней отбудет восвояси.

До отправления оставалось не так уже и много, но и не мало и мы не торопясь двинули на Вокзал.

По пути мы повспоминали золотое времечко, Славика с Петюней; в общих словах обрисовали свои дела за истекший период.

Опечаленно вздохнув, Двойка признался, что ему известно, будто у меня всё пошло наперекосяк.

Ну, а он, тем временем, закончил институт и, по распределению, стал учителем химии в села Варваровка – за шесть километров от его родного дома.

Столь выгодное распределение друга не стало для меня сюрпризом; в эпоху дефицита экспедитор районной торговой базы – это его мама – располагает рычагами помощнее, чем даже секретарь райкома партии.

В Варваровке всё потопало в самогонном море и выплыть могла лишь недюжинная особь, с генетической устойчивостью к перваку, доставшейся от казацких предков.

Промежутки в работе с детьми школы заполнялись гулеваньем с полублатными хлопцами райцентра, да поездками в Нежин – переспать в общаге со студенточкой пошлюховатей.

В армию сельских учителей не берут, как не берут туда и тех, кому исполнилось 27 лет.

По достижении указанного возраста Двойка понял, что ему пора расти.

Профессор из нежинского института, которому перепадали дефициты с маминой торговой базы, составил протекцию в какой-то киевский НИИ.

Аспирантура. У каждой буквы персональный ореол.

Чтоб влезть в аспирантуру, Двойка готов был помолиться всем богам.

Профессор свёл маму с нужным человеком из НИИ и она провела необходимые переговоры, но Двойка всё же сходил ещё и во Владимирский собор, где вознёс молитву и не поскупился на двухпудовую свечу, а теперь, на всякий, заявился и ко мне.

Ведь я тот самый Ахуля – элита общаги, восходящая звездой англофака, носитель благословения, как Иаков, как Иосиф…

( … чёрт его знает, что такое благословенность, но Томас Манн говорил, что она, таки, есть …) C

Похоже Ахуля гробанулся под откос и расплескал свою благословенность, но вдруг капля-другая не разлились? Пусть брызнет и на него, на Двойку.

Про капли он мне ничего такого не говорил – поставил точку на гигантской свечке, всё остальное плод моей горячечной фантазии.

Под конец, Двойка перешёл к своим ближайшим планам и без околичностей, выложил деловую суть, по которой мне терять нечего и если попадусь на чём, то меня сажать не станут, тогда как у него научная карьера впереди. Осталось только отбыть эту аспирантуру. Зато в случае удачи светит приличный куш.