Владимир Лагутин - Маленькая история большой жизни

Глава VI

Раз в неделю полицаи объезжали все фермерские подворья, проводя перепись пленных, направленных на работы. Основные же функции по надзору за ними были возложены на самих фермеров.

Ежи не мог так просто отпустить ребят, да и бежать то им было особо некуда. Поэтому он предложил ребятам остаться, обещая относиться к ним по-человечески, ни как к пленным.

– Даст Бог, переживем эту войну,– сказал поляк.

Чтобы не вызывать подозрения со стороны полицаев, осуществляющих проверки; Ежи поселил ребят в одном из сараев, стоявших на подворье. С утра до вечера все вчетвером трудились на подворье, делая продуктовые заготовки для лагеря. Вечером после ужина беседовали. Ежи с интересом слушал рассказы парней о довоенной жизни. Периодически он привозил из города немецкие газеты, в которых была информация о ситуации на фронтах.

– Немцы теснят наших, а мы тут на природе отдыхаем, – с горечью говорил Сергей.

– А что ты предлагаешь? – спрашивал Дима.

– Пробираться к фронтовой полосе, к нашим войскам.

– Куда пробираться? Ты хоть представляешь: где мы, а где наша армия?

– Всё равно надо к линии фронта идти, может, где партизанский отряд встретим, будем бить врага.

– Да нас через версту первый же патруль сцапает и назад в лагерь вернет, или расстреляет.

– Ваня, ты то, что скажешь? – спрашивал Сергей, ища поддержку в словах друга.

– К родным хочется: к маме, к сестрам, – говорил Иван; и слёзы наворачивались на глазах.

Ежи слышал разговоры ребят. Он только вздыхал и тихо говорил: «Сынки, не время сейчас. Вам еще жить надо». И они ждали. Ждали и постоянно обсуждали, как правильно поступить, когда придет то самое время.

Глава VII

Так прошла зима и наступила весна 1942 года. Теперь немцы требовали от польских фермеров не только заготовки для лагеря, но и провиант для фронта. В марте Ежи привез из лагеря еще двух русских: Алексея и Михаила. Обоим было по 18 лет. Высокие, худющие, с впалыми глазами. Дело было к вечеру; Ежи накормил вновь прибывших и отправил отдыхать. Наутро обнаружили, что этих двоих и след простыл.

Ежи отправился их искать, а к обеду вернулся с двумя полицаями. Они долго по очереди расспрашивали Ивана, Сергея и Дмитрия; известно ли им, куда могли податься эти двое. Один из полицаев был поляк, по-русски совсем не говорил. Второй же говорил на русском без какого-либо акцента, при этом свободно изъясняясь на польском. Иван предположил, что он скорее русский. Когда первый полицай с Ежи зашли в дом, этот второй остался во дворе.

– Курит кто? – спросил он, протянув пачку папирос.

Ребята переглянулись.

– Ну а я закурю, однако. Эх, зря вы всё это затеяли. Куда тут бежать? Чем вам, однако, на ферме плохо? Опять в лагерь, в карьер захотелось… – сплюнув, с особой горечью произнес он последнюю фразу.

– Никуда мы не бежали, – ответил Сергей.

– Вы то да, а вот товарищи ваши… А спросят со всех, однако.

– А с ними что будем? – спросил Иван.

– Если повезет, то по свинцовой пуле получат. А если нет… Тут начальнику лагеря решать, когда поймаем. Вы, однако, лучше о себе думайте.

– Да сказали же: что мы бежать не собирались, – с горечью повторил Сергей.

– Чего ты перед ним оправдываешься? Пусть хоть сейчас стреляют, – резко сказал Дмитрий, сделав шаг вперед.

Полицай пустил дым ему прямо в лицо; и, не вынимая папиросы изо рта, сказал:

– Ты, парень, не дури, однако. Если жить охота.

Дверь в дом открылась, и на пороге вышел второй полицай. Ежи стоял в сенях у него за спиной. Он что-то сказал хозяину и направился к повозке.

– Не дурите, однако, – снова сплюнув и затушив папиросу, сказал второй.

С этими словами он развернулся и ушел.

Когда полицаи уехали, Ежи позвал ребят в дом.

– Вот видите, как одна беда может за собой другу навлечь, – вздыхая, сказал Ежи.

– Что теперь буде? – спросил Сергей.

– Расстреляют их.

– Пусть попробую найти сначала, – сказал Дмитрий.

– Эх, ребятки. Я же Вам говорил, тут некуда бежать. А ещё и вас могут назад в лагерь отправить.

Слова поляка оказались пророческими. Через пару дней к дому фермера подъехал черный немецкий автомобиль, в котором сидели два офицера; и небольшая полуторка, с пятью солдатами в кузове. Ребят построили во дворе, возле амбара. Офицеры о чём-то расспрашивали Ежи. Затем один из них, подошёл к солдатам, курившим возле машины, отдав им приказ. Те выстроились в шеренгу, направив автоматы на пленников.

– Сейчас вас расстреляют,– сказал офицер по-русски.

Второй, продолжавший разговор с Ежи, резко развернулся и что-то громко крикнул. После чего достал пистолет из кобуры и направился к амбару. Подойдя на расстояние вытянутой руки, он остановился напротив Димы и опять что-то произнес по-немецки.

– Вы еще можете всё исправить и остаться в живых. Надо лишь сказать, где скрываются сбежавшие,– перевел другой офицер.

– Нам ничего неизвестно, – ответил Сергей.

Немец направил пистолет на Дмитрия, посмотрев на Сергея, стоявшего справа. Раздался выстрел. Ваня от страха обомлел и закрыл глаза. Всё вокруг замерло на какое-то мгновение. Бесчувственное тело ничком упало на землю. Одежда в области груди покрылась багровым пятном. Глаза парня остались открытыми, устремив свой взгляд в небо.

– Зачем? – раздался вопль Сергея.

Офицер развернулся и направился к машине. Двое солдат схватили Ивана и Сергея и поволокли в полуторку. Когда выезжали с подворья, Иван обернулся в сторону амбара: Ежи стоял на коленях, положив руку на лицо убитого.

Глава VIII

Пленных вернули в лагерь. Сергей был определён на земляные работы. Ивана отправили в один из химических цехов, находившихся на территории лагеря. Никто толком не знал, что производят на этих предприятиях; но люди там долго не задерживались. Болезни и физическое истощение не щадили никого. Немцы работали в цехах только в химзащите; роба пленных же была повседневной, без химхалатов и респираторов. Дышать в помещениях было тяжело, воздух сушил слизистую носоглотки, глаза воспалялись и болели.

Иван перемещал тележки с контейнерами. В цех они попадали пустые, здесь их наполняли и вывозили на улицу для погрузки. После работы немцы проходили тщательную стерилизацию. Пленным полагался только душ. Их загоняли в общее помещение и обдавали холодной водой со шлангов, роба при этом не снималась. После этой процедуры робу снимали и вешали в жаровни, где она высыхала за ночь.

Сергей с Иваном продолжали жить в одном бараке. Вечерами перед сном они много разговаривали, перешёптываясь, чтобы никто не слышал. Они не говорили о работе и тяготах, непереносимых и мучительных для человеческого организма; а вспоминали дом, друзей, родных. Не оставляли они и мысли о побеге. Вот только сил на это становилось с каждым днём всё меньше и меньше, а значит и возможность – призрачнее. Через месяц, после возвращения в лагерь, Иван стал замечать, что теряет зрение. Периодически, всё застилала белая пелена; глаза не переставали болеть, краснота не спадала.