Андрей Сеченых - Эхолетие

– Бартенев, не забудьте про перевязку, – громко потребовал врач.

– Да, хорошо.

Снова на мгновенье в окне мелькнул знакомый цепкий взгляд, и с небольшой задержкой на кормушке появилась миска с привычной арестантской едой. Окно закрылось, и Бартенев немного растеряно пошел на свое место. Значит, все-таки показалось.

Владимир Андреевич сел на нарах возле врача и неожиданно обнаружил в тарелке инородный предмет, похожий на сучок. Вчера бы это открытие его не взволновало. В тарелки часто попадал различный мусор, на который никто не обращал внимания, но сегодня это был не обычный сучок, а сантиметра полтора отполированного дерева. Бартенев ложкой подцепил находку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась химическим карандашом. Так, если есть карандаш, то должна быть и бумага. Точно, серый неприметный комочек плавал у самой стенки миски. Спрятав огрызок карандаша в карман, Бартенев дрожащими пальцами смог незаметно развернуть многократно сложенную бумагу и обнаружил на одной её стороне почти не размытую корявую надпись: «Жду со шлюмкой».

Так, понятно, друг Моряка вышел на связь, но что значит шлюмка? или кто такой шлюмка? Боже мой, что делать?

– Яков Семенович, – обратился он к врачу, – подскажите, что такое шлюмка?

– То, что у вас в руках, любезный, – ответил Нестеров и, увидев растерянное выражение лица товарища, пояснил, – тарелка в смысле, а что? Начинаете изучать воровской жаргон? Ну правильно, когда-нибудь может пригодиться.

Так, отлично, посуду обычно забирали через час, значит, есть время на сушку бумаги и составление ответа. Однако внимательнее присмотревшись к клочку, Бартенев с удивлением обнаружил, что тот почти не промок, наверное, очень сильно был скручен. Дело явно упрощалось. Владимир Андреевич поставил миску на пол и прилег боком на нары, предварительно закутавшись в пиджак. Внимательно огляделся кругом, убедился в том, что за ним не наблюдают, послюнявил карандаш и на чистой стороне записки вывел два слова. Снова туго свернул записку в трубочку и зажал её с огрызком карандаша в руке. Есть он уже определенно не мог. Эмоции били через край. Сходил и выплеснул содержимое миски в парашу. Час длился вечность. Наконец окно грохнуло, и цепочка людей потянулась сдавать посуду. Бартенев пристроился за последним арестантом и, когда тот сдал миску с ужасом вспомнил, что забыл попросить Нестерова обозначить его фамилию, иначе баландер мог запросто скинуть тарелку в общую кучу.

– Бартенев! Я больше про перевязки не напоминаю, – раздался знакомый рассерженный голос.

Владимир Андреевич поставил тарелку на кормушку и заметил, как рука баландёра не схватила её за край, а каким– то особенным образом накрыла сверху ладонью как раз там, где лежал карандаш с запиской. Дело сделано. Бартенев на негнущихся ногах подошел к Нестерову и крепко пожал ему руку…

Ровно в семь утра одетый в неброский темно-синий спортивный костюм и такого же цвета ветровку, Нелюбин уже выбегал на свой обычный маршрут. Два километра трусцой заряжали организм на весь день скрытой энергией и позволяли до мельчайших деталей спланировать день. Кирилл Филимонович был уверен в том, что благодаря этой привычке ранняя старость ему не грозит. В домах зажигался свет, люди просыпались большей частью раздражительными и вялыми, кто, заработавшись допоздна, кто просто с похмелья, а Нелюбин уже вдыхал полной грудью чистый, еще не загазованный транспортом воздух и наслаждался наступлением нового дня.

Но сегодня привычного удовольствия он не получал, и виной тому была глупая ситуация с этим недоделанным французишкой. Появился, как черт из табакерки, напылил, навонял, заставил поругаться с дочерью и исчез. Интересно только, он специально раньше пришел и допросил Алёнку или случайно так вышло? Ничего, выясним. Мысль, ещё с вечера пришедшая ему в голову, сейчас была окончательно доработана и приведена в действие. Уже вбегая во двор, Нелюбин неожиданно поскользнулся на ровном участке дороги и растянулся прямо перед своим подъездом. Растяжение отозвалось резкой болью в голеностопе. «Не было печали – черти накачали. Ну, ничего, за это ты тоже ответишь», – зло улыбнулся он, поднимаясь на ноги.

Оперативно позавтракав и одевшись, чуть прихрамывая, он отправился на работу. При входе в здание серого цвета Нелюбин машинально достал из внутреннего кармана пиджака красные корочки и, поздоровавшись с козырнувшим ему дежурным, поднялся к себе в кабинет на четвертый этаж. Немного приоткрыл форточку для циркуляции свежего воздуха, присел за рабочий стол и набрал внутренний номер на телефоне. Через пять минут дверь открылась и в кабинет с аскетичной обстановкой – стол, приставленный к нему еще один стол, шесть стульев, сейф, шкаф и портрет родоначальника ЧК – вошел худой мужчина, среднего роста, с ничем не примечательной внешностью, в сером костюме и в полусапожках на толстой подошве. Глубоко запавшие морщины на лбу и возле рта подсказывали, что человек немало повидал и еще больше испытал в этой жизни. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, хотя на самом деле эту отметку он миновал пять лет назад. Для категории людей, которые всегда спокойны и уверены в себе, возраст вообще роли не играет. Это так, статистическая учетная запись в метрике. Майор Крутов Виктор Иванович являлся начальником подразделения наружного наблюдения и по совместительству был старинным товарищем Нелюбина. Друзья обменялись крепким рукопожатием.

– Привет, Вить, присаживайся, от кофе, надеюсь, не откажешься? – Кирилл Филимонович вскипятил воду в электрическом чайнике на пластмассовых ножках, налил в кружку кипятка и подвинул её Крутову вместе с банкой кофе и сахарницей.

– Кто же от хорошего отказывается, Кирюш? – улыбнулся в усы Виктор Иванович. – Сам-то будешь? А, – заметил он отрицательный кивок друга, – сердце бережем, ну правильно. Кстати о сердце, поехали ко мне на выходные на дачу, лед еще крепкий, посидим, порыбачим?

– Можно и порыбачить, только давай уже на майские праздники, сейчас дел невпроворот. Слушай, я вот зачем тебя позвал. Мне твоя помощь нужна.

– Да я уже понял, что не на кофе, выкладывай.

– Одного типа нужно попасти. Сразу прямо скажу, дело личное, материалов нет. Поможешь?

Крутов едва не поперхнулся кофе. Он всегда считал себя честным службистом, в меру выпивал, в меру любил слабый пол, но подлостями и авантюрами не занимался. Если бы кто вот так из друзей предложил бы что-нибудь подобное, мог бы сразу в морду получить, за Иванычем не заржавело бы, но с Нелюбиным отношения были особенные. Тому была отдельная причина. Крутов всю жизнь мечтал о машине, а денег вечно не хватало, то жена, то дети, то внуки. Вернее, деньги всегда были, но только на половину машины. С таким положением дел он почти примирился. И вот однажды, около года назад, когда Нелюбин продал дом в деревне, принадлежащий его матери, он одолжил ему на вторую половину машины, и Крутов купил себе новую шестерку вишневого цвета. За год обладания персональным транспортом радость не выветрилась, равно как и не исчезло чувство благодарности.