Алексей Бородкин - Цу-Е-Фа!

– Понимаете…

Он опустил глаза, заговорил быстро и маловнятно. Сказал, что ему порекомендовали меня, как хорошего специалиста: "Я сам далёк… и даже не соображу… понимаю… почему… не понимаю… хотел бы… помогите…"

– Кто меня порекомендовал? – Я решительно вклинилась в словесный поток.

Он оторопел, на мгновение замолчал, а потом неожиданно сорвался на крик:

– Какая разница? Это важно? – Он словно взбеленился. – Моя жена! Она ходит к вам уже несколько лет! Вернее, ходила! Недавно она умерла!

Вопль оборвался так же резко, как и возник. Мужчина замолчал, будто в лёгких кончился воздух, а с ним вышли и силы. Оттянул галстук, попросил воды.

Когда выпил стакан, успокоился и извинился:

– Простите, ради Бога! Простите, пожалуйста! Я вёл себя непозволительно. В последнее время, я весь на нервах. Когда умерла Мила – это моя жена, – я решил продать дом, быстро с этим не получилось, дело затянулось, пошло кувырком… У Инги теперь переходный возраст, ей вздумалось стать готом… вдруг, ни с того ни с сего… она сделала пирсинг, татуировку, перекрасила волосы в оранжевый цвет.

– Гот? В оранжевый? – уточнила я.

– Ну я не знаю! – взмолился он. – Может быть не гот, а гоблин… как это у подростков называется? У меня на руках осталась тёща. Она старая и больная и глубоко мне несимпатична, но я обещал Миле не отдавать её в пансионат. Ко всему этому прибавились неприятности со сверхъестественными силами…

Передо мной сидел глубоко несчастный мужик. У него было всё: бизнес (я так думаю), дом (который он хотел продать), машина, деньги, дочь и нелюбимая тёща. Не было только счастья… Иными словами, жены.

Всё есть, а жены нет… удивительно. Противоестественно. Странным образом это напоминало историю замужества моей бабки. Мой дед тоже долго мыкался, пока его прибрала к рукам бабушка…

И у меня нет мужа. Пока нет.

– Помогите! Я готов… – он полез в бумажник, достал две пятитысячные купюры. – Это аванс. Можете оставить его себе безо всяких обязательств. – Он сложил ладони перед грудью. – Просто поедемте ко мне… сейчас. Умоляю.

– Так! Уберите это! – строго приказала я. – Для начала давайте познакомимся. Меня зовут Джулия Хан.

Он извинился, вынул визитную карточку: Басов Антон Владимирович, генеральный директор и так далее. Я не ошиблась – бизнес у товарища Басова имелся, и бизнес приличный.

Я готова была согласиться и только одна мелочь не давала сказать "да": я совсем не помнила его жены.

Мила Басова… Басова Мила…

Журналов я не веду, скрытой сьёмкой не балуюсь, а потому свериться или проверить практически невозможно.

Кто ж ты такая, Мила Басова? Маленькая худенькая мышка, что приходит ко мне примерно раз в месяц? Или гордая блондинка, которой я не видела уже полгода? Признавайтесь! Хм…

Приходя к гадалке, люди часто меняют имена, и этот тоже не добавляет определённости.

– Давайте поступим так. – Максимально суровый голос: – Я сделаю всё, что в моих силах, однако результата не гарантирую. – На тон мягче: – В мире тонких материй невозможно что-либо гарантировать. – С уверенностью: – И вас не обманули. Я действительно лучший эзотерик нашего города.

– Сколько это будет стоить? – спросил он без напряжения.

– О цене поговорим позднее.

Мне понравилась его беспечность. Приятно, когда клиент расстаётся с деньгами легко.

***

Город остался позади, замелькали стволы деревьев. Я хотела задать Басову вопрос, но он погрузился в свои бумаги. Кусал кончик карандаша, что-то считал на калькуляторе. Рука механически опустилась в полость, достала оттуда печенье. Я проследила путь и тоже извлекла из недр салона печенюшку. Погрызла.

"Много времени проводит в машине, – поняла. – Живёт здесь".

Деревья сделалась плотнее и темнее, почти смыкались над машиной.

"Где-то здесь обитала баба Яга, – подумала я. – Хорошее местоположение для избушки. Правда, взлетать не очень удобно… если в ступе. Если на метле – нормально. Интересно, а какое средство передвижения предпочитала старушка? Ступа комфортнее, метла – динамичнее".

У дороги стоял деревянный истукан, время и дожди согнули его к земле. Мне стало грустно. На ум пришел Лермонтов:

И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..

А годы проходят – все лучшие годы!

"Вот уж кому действительно было скучно и грустно, – подумала я. – Поэт всегда одинок среди людей".

Пролесок закончился неожиданно, будто оборвался. За кустарником и строем молодых ненадёжных осинок показались воды Финского залива.

"Где мы?" – хотелось спросить. Я впервые оказалась в этих местах.

Басов скользнул по пейзажу равнодушным взглядом и вновь углубился в документы.

"Молодец! – одобрила я. – Не изменяй себе, Антоша! Думай!"

И задремала.

На железнодорожных рельсах машина сбавила скорость, грузно перевалилась. Я проснулась, выглянула в окно. Странное место: смесь до и пост революционной классики. Плюс вкрапления современности.

Огороженное сеткой трёхэтажное строение (склад, или лесопилка, или брошенная фабрика) оканчивалось ровной кирпичной стеной. Будто огромным ножом отрезали часть постройки, а прореху заложили кирпичом от фундамента до самой крыши. Точно по контуру здания.

Заросшие травой рельсы убегали в неизвестность – брошенная "ветка". Табличка на ржавом металле: "Не влезай!" Кости скрестились под желтушным черепом. На этой унылой детали "социализм" заканчивался.

Рядом начинался современный капитал-реализм: чернел кованый массивный забор с литыми вензелями и львиными мордочками по "типам", за забором – дом. Каменный трёхэтажный. Не слишком большой, но и не слишком маленький. Притом изящный: стрельчатые высокие окна, скошенные углы, намёки на шестиугольные угловые башенки и портик над парадным. Весьма изящно… или я это уже говорила? Архитектор не придерживался определённого стиля, стараясь сделать красиво и удобно. Мне близка такая стратегия.

Ворота распахнулись, машина въехала в сад. Если можно назвать садом этот маленький странно-неухоженный кусочек парка.

Рука садовника разбросала тут и там чахленькие туи, саженцы лип, убогие карельские берёзки. Мелькнула позеленевшая бронзовая статуя, чаша фонтана, каменная скамья у плакучей ивы. Декадентство – это слово подходило лучше всего. Однако – я признаю это чистосердечно – декадентство в лучшем его проявлении.

Машина остановилась у парадного, Басов сложил бумаги в портфель, пригласил меня в дом:

– Пойдём? – спросил с какой-то юношеской надеждой. Словно комсомолец, который приглашает на танцы первую красавицу потока, и шалеет от собственной наглости.