Александр Симатов - Шампанское по воскресеньям

– Дай вам волю, вы бы оставили единственную фразу о том, что госпожа Ревун таки умерла.

Я продолжал обижаться на шефа, но ему было на это наплевать.

– Не забудь о лупе, – напомнил он мне.

– Всенепременно! – почти прокричал я.

Тут требуется пояснение.

Когда-то давно Юрий Львович учился на филологическом факультете. В процессе учёбы понял, что не готов всю жизнь копаться в чужих текстах и что на свете нет ничего лучше, чем быть сыщиком, – видимо, начитался детективов. В результате перешёл на юридический и мечта его сбылась. Мы встретились с ним чуть больше трёх лет назад. Он только что уволился из следственных органов, собираясь организовать собственное дело. А я в то время занимался решением задачи, которой директора школ напутствуют выпускников: «Вы должны найти себя в этой жизни!» Школу я окончил давно, но к моменту встречи с Юрием Львовичем долг, повешенный на меня директрисой, так и не исполнил.

Так вот, в начале нашего с ним знакомства Юрий Львович прожужжал мне все уши про то, что лупа и бинокль, вслед за мозгом, – главные инструменты детектива. Можно подумать, что задача детектива заключается в том, чтобы разглядеть что-то у себя под носом или высмотреть что-то вдали у горизонта. Скажите, пожалуйста, будьте так любезны: а посередине между линией горизонта и собственным носом не надо, что ли, ничего видеть?.. Короче, с тех пор в представлении шефа о нашей работе ничего не изменилось, и он периодически напоминает мне одно и то же, как старая заезженная пластинка. Хотя уже несколько раз отменное владение мною приёмами бокса и боевого самбо, водительское мастерство и способность стрелять с обеих рук из любых положений, а не его лупа и бинокль спасали нас от неприятностей и позора перед клиентами.

– А я сейчас позвоню приятелю Славы и скажу, что мы берёмся за дело, – подытожил шеф.

Когда мы начинаем новое расследование, шеф, от излишней деликатности, что ли, обставляет всё так, будто мы, посовещавшись, обоюдно приняли это решение. А я делаю вид, что так оно и было на самом деле. Ничего другого мне не остаётся.

В папке, которую передал мне шеф, покоился лист бумаги с текстом в один абзац.

Утром в понедельник тринадцатого января госпожа Свешникова Екатерина Леонидовна обнаружила мёртвой свою сестру госпожу Ревун Светлану Леонидовну семидесяти одного года в её загородном доме. Дом был закрыт, Свешникова открыла его своим ключом. О встрече с сестрой Свешникова договорилась накануне вечером. Инициатором встречи была Ревун: она предложила провести день вместе и после отметить старый Новый год. Свешникова вызвала полицию и утверждала, что это убийство. Прибывшие на место следователи обнаружили тело Ревун на ковре в каминном зале первого этажа, между креслом и журнальным столом. На трупе был домашний халат и тапочки, нижнее бельё отсутствовало. Рядом с трупом лежала книга. В зале горел верхний свет и лампа на журнальном столе. Предположительно смерть наступила ночью за несколько часов до приезда сестры покойной. Внешний осмотр трупа не выявил следов насильственной смерти. Бригада скорой помощи связалась с лечащим врачом покойной и врач сообщила, что у госпожи Ревун было «не совсем здоровое сердце и риск скоропостижной смерти в результате сердечного приступа был довольно высок». Ни Свешникова, ни приехавшая позже дочь госпожи Ревун Ветрова Елена Викторовна не подтвердили исчезновения из дома каких-либо ценностей. Внучка госпожи Ревун Юлия, чаще других бывавшая в доме бабушки, также не смогла обнаружить какой-либо пропажи. Кошелёк (около одной тысячи рублей), ювелирные украшения, паспорт и прочие документы оказались на месте. Соседи по посёлку ничего подозрительного ни вечером, ни ночью не заметили. Гостевые машины накануне вечером на территорию посёлка не заезжали.

Первое, о чём я подумал, прочитав текст, – что одна старушка констатировала смерть другой старушки, только и всего. И что никаким убийством в этом деле не пахнет и надо свернуть его как можно быстрее, тем более что платить нам, по всей видимости, никто не собирался. Я нехотя обратился к фотографиям: отсутствие материального стимула не способствовало энтузиазму в работе.

Госпожа Ревун лежала на спине и была одета в жёлтый махровый халат, сильно съехавший на правую сторону. На ногах у неё были бежевые тапочки с закрытыми носами и без задников. В разлёте пол халата виднелось обнажённое тело – бельё на трупе отсутствовало. Украшений не было. Повёрнутая вправо голова покоилась на отброшенной в сторону правой руке. Левая рука прикрывала живот. Рядом с телом на ковре лежала закрытая книга.

Интуитивно почувствовав, что книга в данной обстановке выглядит лишним предметом, я задержал на ней внимание. В результате её разглядывания укрепился во мнении, что книга рядом с трупом действительно смотрится как инородное тело. После этой мысли мне в голову пришла ещё одна, более важная: труп на ковре тоже лишний предмет, не вписывающийся в интерьер каминного зала.

Оставив на будущее ничем кроме ощущений не подкреплённые мысли об искусственности представшей картины, я обратил свой взор на лицо покойной и оно меня заинтересовало. Без имеющейся в тексте подсказки я бы затруднился определить действительный возраст госпожи Ревун. Она выглядела гораздо моложе своих лет, намного моложе. Кожа на лице была гладкой и лишь полукружья морщин на шее, усугублённых склонённым положением головы, выдавали её настоящий возраст. Глаза были закрыты, светлые, довольно длинные волосы в беспорядке сбились вниз на правую руку и на затылок, оставив открытой левую половину лица. Голова была немного наклонена к груди, отчего подбородок, сместившийся книзу и казавшийся из-за этого массивным, натянул кожу щеки.

Затруднительно было рассуждать о красоте госпожи Ревун. Но я мог со всей определённостью сказать, что в её лице чувствовалась порода. Было что-то неуёмное, вызывающее в этом лице, может быть – для женского лица – чуточку грубое. Возможно, именно по причине такого смешанного восприятия оно невольно притягивало взгляд. Кроме того, лежащая на ковре женщина вовсе не выглядела мёртвой. Казалось, стоит приглядеться, и увидишь, как воротник халата на её груди легко поднимается и опускается в такт равномерного дыхания. Я даже подумал, что рассматриваю какое-то диковинное хищное животное, отдыхающее после охоты. И в следующий момент понял, почему мне представился хищник: из-за губ покойной, рельефно очерченных по самому краю едва заметной грядой плоти, и из-за крыльев носа, которым этой самой плоти немного и не хватило, и они ограничивались маленькими вогнутыми дугами.