Владимир Сверкунов - Игры в апокалипсис

Неподалеку от этой возвышенности хаотично раскинулись небольшие домики. Ноги были налиты такой тяжестью, что американец едва переставлял их. Ему уже было все равно, куда он попадет – к японцам, китайцам или вообще к эскимосам, – главное, напиться вдоволь воды, поесть горячей пищи и завалиться спать.

Уже не осознавая, где он, и что ему готовит недалекое будущее, Пирсон ковылял, двигаясь в направлении исполинского конуса, за которым уже вырисовывалась какая-то башня с колесом. «Там должны быть люди», – твердил он себе, и его надежды вскоре оправдались. В сотне метров от вышки обозначилась дорога, по которой шли двое небритых мужчин в кепках с фонариками над козырьками. Увидев незнакомого человека, они остановились и жестами рук подозвали его к себе. Американец чуть ли не вприпрыжку – откуда только взялись силы – устремился к людям, на ходу выкрикивая:

– Help, help me! 4 4 англ. Помогите, помогите мне.

– Ого! Иностранец! – воскликнул один из мужчин, растаптывая брошенную сигарету. Но навстречу не сделал ни шага.

– Кто такой? – грозно спросил другой, когда Пирсон дотащился до спасителей, как он надеялся, и встал перед ними, сильно согнувшись в пояснице. Он не понял, что ему говорят, и все твердил:

– I’m thirsty, I’m thirsty. 5 5 англ. Я хочу пить, я хочу пить.

– Что ты там бормочешь?! – не понял первый мужчина и бросил товарищу: – Давай отведем его к начальнику охраны. Может, он шпион?!

Они взяли незнакомца под руки и доставили на шахту. Никто здесь не знал ни английского, ни какого-то другого языка. Иностранца посадили на табурет в кабинете начальника охраны, который стал звонить в местную школу, надеясь вызвать учительницу английского языка. Но она оказалась в отпуске, и диалог с пришельцем откладывался. Ему дали воды, а один из охранников даже пожертвовал свой «тормозок», который ему собрала жена. Американец с жадностью набросился на голубцы – те показались ему поистине райской едой.

Вскоре за Пирсоном приехали несколько человек, одетых в армейский камуфляж с пришитыми на рукавах ленточками с оранжевыми и черными полосками. Один из них, показывая неплохое знание английского языка, спросил:

– Вы кто, из какой страны?

Пирсон, еще не понимая, где он находится, не стал запираться:

– Гриф Пирсон, Соединенные Штаты Америки.

– Ого! – воскликнул один из военных. – Какая птичка к нам залетела!

Пришелец решил, что и ему уже можно задать вопрос:

– Скажите, где я?

– Вы находитесь на территории Донской народной республики, – строго сказал владеющий английским боец. – Мы не будем сейчас выяснять, как вы здесь оказались и с какой целью, а просто передадим вас в службу безопасности.

– Я хотел бы связаться с посольством моей страны, – немного осмелев, попросил американец.

– Это невозможно, – ответил все тот же мужчина. – У нашей республики нет дипломатических отношений с США. Так что сейчас вы поедете с нами, в Донск.

Пирсона проводили к микроавтобусу, раскрашенному, видимо, из аэрозольного баллончика пятнами зеленого, серого и коричневого цвета, и повезли по разбитой дороге.

Дни на таежном «курорте» текли безмятежно. Днем друзья занимались огородом, ходили по грибы-ягоды, рыбачили, ловя на мушку хариусов со спинными плавниками, похожими на паруса, иногда попадались их более крупные родственники – ленки с рассыпанными по бокам темными пятнышками. Откормленные на убой норвежские лососи – просто свиньи по сравнению с этими красавцами, которых можно уподобить выросшим на свободе оленям. Так что почти каждый день на столе была поистине царская еда, конкурентка которой – тушенка – лежала забытой в чулане.

Такими же роскошными были беседы друзей, начинавшиеся на вечерней зорьке у костра. Они устраивались в удобные кресла, мастерски сработанные из здешней древесины. Иногда щелкали кедровые орешки – Толику повезло обнаружить разворошенную медведем нору бурундука. Косолапый убил грызуна, а вот внутрь «пещеры» добраться не сумел. А в ней оказалось почти полведра отборных орешков – все сухие и здоровые. Иногда друзья лущили горох, порой лакомились земляникой или лесной малиной, баловались чаем, заваренным из лесных трав.

Было что-то мистическое в разговорах двух людей о судьбах человечества, в то время как вокруг них на многие километры не было ни души.

– Знаешь, Генка, – сказал на первой из таких бесед Сивцов, – перед отъездом у меня состоялся разговор с одним очень интересным философом. Это не характеристика, это его настоящая профессия – он преподает «любомудрие» в университете. Этот ученый на полном серьезе считает, что в мире началась своего рода «зачистка» лишних людей. А ты как считаешь – может, действительно, настала пора пропалывать человеческие «сорняки»?

Валков склонил голову набок, видно, так ему было удобнее думать, но не спешил отвечать. В костре обрушилось полено, подняв фейерверк искр. Откуда-то издалека донесся протяжный стон зверя, который вполне мог оказаться предсмертным. Наконец, Генка ответил:

– Видишь ли, мой друг, здесь все зависит от точки зрения: кто и кого считает сорняком! Ясно, что для состоятельных людей все, кто не собрал определенного богатства – чернь, никчемные людишки. Ты же помнишь того надменного типа, который сказал: «Те, у кого нет миллиарда, могут идти в ж…у?»

– Помню, и даже предполагаю, что бы с ним сделали лет эдак сорок назад, – задумчиво произнес Сивцов. – Тогда критерии были другие, и сорняками считали как раз пресыщенных богатеев. Но времена ведь переменились, почему-то и в нашей стране колесо повернулось, и уже не стало считаться зазорным – воровать, брать взятки, словом, наживаться. Я тоже могу припомнить фразу еще из девяностых: мол, если ты такой умный, то почему такой бедный?! Может быть, все же есть смысл в этом стремлении к богатству? Ведь как-то оно умудряется двигать прогресс. Вспомни: огромная страна с обширнейшими полями не могла себя обеспечить хлебом! А теперь, когда, как говорят, все разворовано, продаем излишки зерна другим странам! Не парадокс ли?

На этот раз приятель ответил сразу, без раздумий, видимо, он уже имел ответ на мучивший Толика вопрос:

– С прогрессом я бы был поосторожнее. Заметь: каждое серьезное открытие в технике, улучшающее нашу жизнь, одновременно дает толчок к деградации общества. Особенно хорошо это видно сегодня, в век компьютеров. Молодежь и двухзначные числа сложить не может не то, что в уме, даже в столбик. А слово «писать» скоро будет окончательно вытеснено его заменителем «качать» – из Интернета, этого кладбища мысли. Ты, наверное, не знаешь, что я преподаю в медицинском университете. Так вот, редкие студенты сами пишут курсовые дипломные работы, большинство без зазрения совести заимствует их из сети. Мы, конечно, отлавливаем этот плагиат, но, увы, не весь.