Владимир Сверкунов - Игры в апокалипсис

По-иному сложилась судьба его друга Юрия Куркова, который, не без настойчивых увещеваний супруги, остался в прокуратуре и даже получил за верность родной конторе небольшой отдел.

Ленивый летний зной, которому добавляли жару легкие дуновения горячего ветерка, – казалось, что это колышущиеся веники деревьев гонят пар, – видимо, утомил и злоумышленников всех мастей. Никаких срочных заданий, ориентировок, указаний и поручений, с которых обычно начинался день, не появлялось.

В кабинете было настоящее пекло, но Сивцов, хоть и обливался потом, кондиционер не включал: уже был научен горьким опытом. Сев за компьютер, он решил обобщить информацию, полученную от Лагутина. Как всегда, стал составлять таблицу, которая заняла почти весь экран. В ней евангельскому апостолу соответствовал его «потомок» из настоящего времени: Иоанну – Иван Иванович, Матфею – Матвей Павлович, Варфоломею – Валерий Владимирович. Двое Иаковых, по Евангелию – Заведеев и Алфеев – значились как Яков Захарович и Якуб Алексеевич. Насколько было возможно, указывалась профессия, а также отличительные черты апостола.

«Интересная компания, – подумал Анатолий. – Не факт, что их имена настоящие. Вполне возможно, что они уже не Иваны и Федоры, а Джоны и Теодоры. Да и по имеющимся отличительным признакам найти их нереально. Впрочем, какой смысл в таких поисках?»

Он не успел углубиться в этот вопрос – позвонили из приемной.

– Анатолий Михайлович, здравствуйте! – раздался хорошо поставленный голос секретарши, будто она окончила курсы дикторов. – Вас вызывает председатель.

В отличие от прежнего шефа, имевшего громогласный бас и привычку обращаться к подчиненным на «ты», новый руководитель никогда не фамильярничал, говорил мягко, но от этого его слова приобретали особую весомость и убедительность, будто было само собой разумеющимся, что его собеседники разделяют такую же точку зрения. Тепло поздоровавшись с Сивцовым, председатель внимательно оценил его взглядом и сказал:

– Плохо выглядите, коллега! Я понимаю, что болезнь – вещь непредсказуемая, но здоровье надо поберечь!

– Да это пустяки, Иван Александрович, банальная простуда, – отозвался следователь. – Не подружился еще с кондиционером.

– Я думаю, дело не только в простуде, – произнес председатель. – Я доволен вашей работой, вы настоящий профессионал. Но в отпуске не были ни разу с момента основания комитета. Это неправильно, Анатолий Михайлович. Помните, как говаривал Дзержинский: у чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки. А я, пусть простит он меня за дерзость, добавлю: и крепкое здоровье! Иначе нам не справиться с нашей сложной работой. Не примите за насилие, но я издаю приказ о вашем отпуске с завтрашнего дня. Тем более что пока никаких серьезных дел нет. Возражения не принимаются! Да, кстати, у нас есть горящая путевка в сочинский санаторий. Поезжайте, наберитесь сил и новых впечатлений.

Сивцов отметил про себя, что во взгляде шефа была какая-то хитринка.

«Наверное, – подумал он, – весь сыр-бор разгорелся как раз из-за этой путевки, от которой кто-то из начальства вынужден был отказаться, и теперь ее требовалось пристроить».

«Ну, уж нет», – мысленно возразил он, а вслух сказал:

– Иван Александрович, увольте! На отпуск вынужден согласиться, а ехать в сочинскую парилку, извините, отказываюсь. Я плохо переношу жару, мне лучше прохлада. Если уж отдыхать, то в Сибири.

Произнеся это, он вспомнил одноклассника, который сразу после школы рванул покорять необъятные просторы за Уральским хребтом, да так и остался там. Долгие годы Анатолий ничего о нем не слышал, и только пару лет назад обнаружил приятеля в социальной сети. Они стали переписываться, беседовать по скайпу, и общение было приятным для обоих друзей. Генка Валков стал выдающимся нейрохирургом, хотя и в масштабах небольшого областного города. Он, не жалея красок, расписывал красоты нетронутой сибирской природы, слал сиреневые фотографии цветущего багульника, оранжевые – с морями жарков, красные и желтые – с буйством маков и, наконец, синие – с пятнами мохнатых цветков – ургуек, как он их называл. На каждом сеансе связи Генка зазывал приятеля в этот удивительный край, не забыв упомянуть свое лесное «поместье» – бревенчатое зимовье, затерявшееся в пучине таежного океана.

– Конечно, вам виднее, где провести отпуск, – несколько разочарованно произнес председатель, возвращая Сивцова в душную московскую действительность. Услышав отказ подчиненного от санаторной путевки, он все же не стал менять решения об отпуске. – Сибирь так Сибирь. Главное, чтобы вы, Анатолий Михайлович, вернулись бодрым и готовым к новым свершениям.

На этом разговор был закончен. Через пару часов Анатолий подписал приказ, а вечером сообщил Генке Валкову о том, что принимает его предложение окунуться, как пелось в песне, в зеленое море тайги.

После рождения сына Мария Ильинична долго колебалась, не зная, какое ему дать отчество. По негласной традиции все незаконнорожденные дети в ее семье значились в метриках Ильичами или Ильиничнами. Но в этот раз мама новорожденного всей душой восставала против его «незаконности»: ребенок, по ее глубокому убеждению, был зачат в любви и согласии. Другое дело, что жизнь перемешала все карты, и младенец остался без отца. Подспудно она чувствовала и свою вину, но, решившись однажды не коверкать судьбу партнера в их мимолетном союзе, не отступала от этой линии и в дальнейшем. Почти сразу же после приезда из Москвы в родную Казань Мария Ильинична сменила номер мобильного телефона и, не рассчитывая ни на какую другую помощь, кроме матери, стала готовиться к рождению малыша.

Долгие и порой тяжелые раздумья все же привели к единственно правильному, на ее взгляд, решению: отступив от обычая, дать мальчику отчество настоящего отца. Так было получено Свидетельство о рождении Ульянова Владимира Анатольевича, в котором, однако, графа «отец» осталась незаполненной – данные родителя «мужеска пола» заменил длинный прочерк.

Растить младенца было на удивление легко: улыбчивый и спокойный мальчик будто предугадывал, чего хотят от него домашние: если спать, то он послушно закрывал глазки и предавался сну, если кушать, то и здесь не было никаких проблем – ел ребенок с аппетитом, никогда не выплевывал пищу и не плакал во время кормления.

Мария Ильинична вернулась на работу уже спустя полгода после рождения ребенка. Ее мать и дочь были настолько заботливыми няньками, что никто больше малышу и не требовался. Бабушка взяла на себя бытовую сторону воспитания, а старшая сестра всерьез взялась за его развитие.

Удивительная вещь получилась с играми. Мальчику еще не было года, когда Полина, учившаяся тогда в третьем классе, решила устроить для него «школу», где сама выступала в роли учительницы. Вовочка оказался очень благодарным и способным учеником. Он с удовольствием перебирал карточки с буквами, раскладывал их, и иногда у него – скорее всего, это было совершенно случайно – получались целые слова: крест, гора, дом, бог. Может быть, эти игры помогли мальчику рано заговорить: первое осмысленное слово – «знать» – он произнес в восемь месяцев, а к полутора годам паренек уже шпарил целыми предложениями. Полина относила эти успехи к результатам своих занятий, она сделала их постоянными, и братишка в два года с ее легкой руки уже начинал читать «Букварь». Правда, писать буквы у малыша еще не получалось: маленькая ручонка неуверенно держала карандаш, и даже палочки, которые нужно было вывести по заданию сестры, получались у него похожими на змейки.