Георгий Каюров - Счастья не бывает много

– Хм. Ну, ты молодец, – Константин свернул валиком штормовку и положил на колени: – Ложись. Куда тебя теперь денешь.

Если бы в этот момент проезжали фонарь, он высветил бы в тёмном тамбуре довольное девичье лицо. Лена легла спиной к Константину, чтобы случайно не выдать своего настроения. Она получила, чего хотела, но именно теперь сон как рукой смахнуло.

– Удобно? – Константина забавляла беспечность попутчицы.

– Да. Всё в порядке, – отозвалась Лена, едва сдерживая ликование в голосе. – Только колени свисают, и от двери холодом тянет.

«Вот уж поистине, – усмехнулся Константин, – как определить, что живёшь уже не один? Это когда, заходя по утрам в свою ванную, видишь сохнущие женские трусики».

Колёса выстукивали, отбивая расстояние. Свет от пролетающих фонарей мелькал, на мгновение освещая тамбур. Студенты-азербайджанцы, прилипнув друг к другу, спали. Не спали только двое – Константин, сидящий с закрытыми глазами, и Лена, счастливый блеск глаз которой можно было разглядеть не только когда врывался жёлтый свет фонарей. Когда начинало сильно раскачивать вагон, Константин клал руку ей на плечо, придерживая. Тогда Лена быстро закрывала глаза и замирала, умиляясь внимательности грубоватого, но заботливого попутчика.

Издалека донёсся протяжный гудок локомотива. К стуку колёс примешался трущийся шелест тормозных колодок. Послышался приближающийся лязг сбивающихся со скорости вагонных сцепок. И их вагон заскрипел, накренился в сторону и резко качнулся обратно, швырнув все свои внутренности. Где-то, в вагонной утробе, с силой грохнуло об пол, а лязг покатился по вагонам дальше. Состав ворвался в затяжную петлю железнодорожного полотна. «Уснул он там, что ли?» Константин успел упереться ногами и уцепиться одной рукой за алюминиевую решётку двери, а другой – схватить в охапку хрупкую фигурку девушки. Тормозящий скрежет железа об железо сбил скорость, всей своей массой ещё раз качнувшись по инерции, и всё также мгновенно успокоилось. Во все щели полез запах горелых колодок. Загалдели сонные азербайджанцы. Едва уловимое движение вагона и мерное постукивание колёс всех успокоило и снова усыпило. Константин тоже расслабился, но руку освободить не смог. Лена крепко прижимала её к себе.

– Всё, всё, спи, – успокаивающе погладил он девушку по голове и попытался освободиться из её цепких пальцев. Свет медленно прополз по тамбуру. Лена смотрела глазами, полными тревоги, и продолжала крепко прижимать его руку. Только теперь Константин почувствовал у себя в ладони упругий комочек, коротко вздымаемый глубоким дыханием барышни. Медленно потянулся свет следующего фонаря. Лена не сводила взгляда, но тревога сменилась трепещущей трогательностью. Она слегка упёрлась ногами в стенку и медленно, в такт стуку колёс и движущемуся свету, села, но уже в объятиях своего покровителя. Голова легла ему на плечо, и только теперь из груди вырвался выдох облегчения. Константин обнял девушку и крепко прижал. Глубоко вдохнув аромат её волос, закрыл глаза. Они так бы и проснулись, но не спалось им…

В пять утра, громыхнув сцепкой и встряхнув всех пассажиров, поезд остановился. В окнах замелькали мечущиеся встречающие. Весь вагон проснулся и встал одновременно. Толкаемая со всех сторон Лена в ожидании молча смотрела, как Константин собирается. Чувствовалось нависающее напряжение предстоящего расставания. Придирчиво осмотрев рюкзак, Константин водрузил его на плечо и только теперь несмело посмотрел на свою спутницу. Лена старалась не моргать, чтобы не сбить слёзы, крепко сжав зубы, она не могла никак сглотнуть подкатившийся к горлу комок. Константин притянул её к себе, стряхнув слёзы на штормовку. Коротко прижался щекой, краем губ ткнулся в висок, захватив и истекающий слезами глаз, и ушёл, оставив девушку в пустом вагоне. «Чего терзаешься? Первая встречная… Ну и что? Все мы – когда-то первые встречные! У тебя намечен маршрут, и его надо выполнить, – боролся сам с собою Константин, пробираясь сквозь толпу к выходу. – В конце концов любое расставание – это личные, душевные потери. Это нормально, когда душа болит. С каждым расставанием отрывается кусочек души… Что болит-то сейчас? Эгоизм, – закусив солоноватую от слёз губу, Константин задавал вопросы, и сам же на них отвечал: – Чувство собственничества гложет. Обладать, и немедленно! – У Константина заиграли желваки, что-то сопротивлялось стройным рассуждениям, но он упорно шёл вперёд. Бездушные ноги уносили его прочь от неожиданно нагрянувших душевных мук и слабостей. Где же находится душа, и насколько она заполняет тело?

Разглядывать Баку времени не было. До отхода парома на Красноводск оставалось сорок минут, а предстояло купить ещё билет. Константин прибавил в шаге. На паром уже вбегал под крики: «Убрать трап!», «Отдать концы!» И прелестная девушка осталась далеко позади.

Самый недорогой билет позволял Константину искать место только на палубе. Строгий боцман следил за порядком, и схитрить не удалось. Устроившись, хоть и удобно, поспать не получилось. Ветер и болтанка больше тревожили, нежели располагали ко сну. Промучившись с закрытыми глазами шесть часов, Константин сошёл на асфальт порта Красноводск. Земля под ногами, с непривычки, покачивалась. После бакинских пейзажей Красноводск представлял собою жалкое зрелище, но предаваться эмоциям было некогда. Из-за шторма паром опоздал на час. Надо было спешить на поезд до Ташкента. И Константин кинулся сломя голову, благо, вокзал находился недалеко от порта.

Общие вагоны этой стороны Каспия не отличались от тех, которые с той стороны. Они так же были забиты по самые третьи полки, но только совершенно другой публикой. Почти у всех чалма на голове, матрацно-полосатые халаты и расшитые шлёпанцы. Одни сплошные шлёпанцы! Константин резко выделялся, несмотря на то, что одет был в обычную офицерскую рубашку и парусиновые брюки цвета хаки. Он долго пробирался вдоль вагона, высоко переступая через тюки и чьи-то головы, выискивая свободное место. Понадобилось как-то сложно разминуться, открывая дверь в туалетный предбанник. Здесь уже разместились на мусорной крышке двое пассажиров, и двое стояли. С ними тоже пришлось чуть ли не обниматься, чтобы открыть дверь в сам тамбур. Заставленный тюками тамбур встретил вновь прибывшего гробовым молчанием. Константин равнодушно обвёл взглядом уставившихся на него мужчин и сухо поздоровался. Особо не церемонясь, он пробрался в угол и, растолкав сваленные тюки, установил рюкзак. Никто не проронил ни звука. Константин спиной чувствовал, как за ним наблюдают несколько пар наливающихся недовольством глаз. Чтобы разрядить обстановку, он заговорил первым, стараясь без эмоций всё объяснить: