Павел Фёдоров - Город Под Облаками

– Забыть?!

– Видите ли, – сказал он, – мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все он разложит в образцовом порядке. Напрасно люди думают, что у этой маленькой комнатки эластичные стены и их можно растягивать сколько угодно. Уверяю вас, придет время, когда, приобретая новое, вы будете забывать что-то из прежнего. Поэтому страшно важно, чтобы ненужные сведения не вытесняли собой нужных.

– Да, но не знать о солнечной системе!.. – воскликнул я.

– На кой черт она мне? – перебил он нетерпеливо. – Ну хорошо, пусть, как вы говорите, мы вращаемся вокруг Солнца. А если бы я узнал, что мы вращаемся вокруг Луны, много бы это помогло мне или моей работе?»

Бас отложил книгу в сторону, снял очки.

– Это же ваша система передать для своих, тому, кто понимает, что все это, – Бас кивнул на записи, – бесполезная рухлядь. Мир наводнен, пустым, ничего не значащим хламом, таким образом, чтобы туда уже просто не поместилось нужное, полезное и важное, а русские это знают, и вы боитесь, что рано или поздно правда всплывет, потому они враги?

– Они вообще не воспринимают ничего искусственного, хотя их мир на несколько порядков более всех других народов, вместе взятых, заполнен пустой, безликой, желеобразной массой, а они все равно, остаются, в своей сути, недоступны, невосприимчивы, чисты. Ты все верно рассчитал, действительно тема «Бориса Годунова» является той связующей нитью, где переплетено практически все. Это высшее знание! Потому русские: сначала Пушкин, затем Мусоргский, а завершил Тарковский своей постановкой, все это именно так. Мы так торопились, чтобы именно на сцене Ковент-Гардена сделал свою постановку Андрей Тарковской, – глаза у Дина светились каким-то не естественным внутренним светом и говорил он как будто тому, кого здесь нет, но кто слышит и все понимает, – ничтожества, они думают, что взошли на трон, безумцы…, мы даже не понимаем с кем имеем дело, а… потом, когда уже праздновали полную победу, да именно тогда, когда наша постановка перенесена была в Петербург… все, казалось, что мы наконец-то вошли в Столицу, Победа! Власть! Ты правильно сказал – ни то, что не можем, а и рядом не стояли… и это именно так, по-другому невозможно. Они знают правду…, мы незнаем, а они очень хорошо все понимают и правда, да, очень горькая всплывет из этого зловонного океана лжи и что тогда будет…, что будет с нами? Русские могут совершенно спокойно и без всяких проблем, хлопот со своей стороны уничтожить нас в любой момент, стереть, а они этого не делают. Мы уничтожаем их, унижаем, а они терпят…, зачем, им только пальцем пошевелить и нас не будет, но нет, потому что здесь не все так просто и дело вовсе не в нас…, они для нас недосягаемы, как бесконечность. Все вопросы и все ответы находятся в Петербурге – Столице всего мира, а может даже и не только этого. И когда мы вошли туда, то посчитали, что победили… кого… русских? Мы все сошли с ума…

Они сидели молча, каждый был погружен в свои невеселые мысли.

– Я тогда все бросил и приехал в Америку, я просто не знал куда податься, – Бас говорил все это для себя, чтобы понять, и чтобы задать Дину вопрос, который он носил с собой с самого детства и вот сегодня он может получить ответ на него, – что делать и решил для начала найти дом своих родителей. Приехал сюда, – Бас оглядел комнату, – они здесь и не жили почти, они ведь артисты, все время на гастролях, вся жизнь на колесах. Потом я поехал в Новый Орлеан и вот там, на вокзале я услышал то, что и раньше много раз слышал, но не придавал значения, а здесь я неожиданно остановился и слушал, как старый негр под гитару пел что-то для себя. Он не просил ни о чем и никого, просто пел для кого-то неведомого, того, кто слушает. Он был слепым, видимо не от рождения и пел так хорошо, так просто, это же мои корни, твердил я тогда себе, ты носитель этой же самой музыки, культуры, почему ты не можешь быть тем, просто тем, кем ты есть по рождению своему, значению, что ли, в этом мире. Это открытие натолкнуло меня на мысль получше узнать о жизни своих родителей, об их творчестве. Я изучал историю джаза, течения, основных музыкантов, пока в какой-то момент меня не осенило, конечно, это не открытие ни какое и даже не понимание, просто все встало на свои места, когда я сказал себе: а ведь если и есть какой-то значительный вклад Америки в мировую культуру, так это джаз, как объединенное творчество многих народов в единую импровизацию фольклоров, инструментов. Особенно меня интересовали ансамбли, где неожиданно для той эпохи собрались музыканты разных национальностей, вероисповедания, цвета кожи. Что-то же объединяло их, хотя по закону, должно было разъединить, и я открыл для себя творчество Бенни Гудмена и Билла Эванса, они имели русские корни, а также музыку Джорджа Гершвина, которая вся навеяна украинскими народными песнями. Эти музыканты как бы говорили мне: «Ищи свой голос Бас, неповторимый, бесконечно родной и близкий для тебя звук, тембр, ритм и тогда все сразу встанет в этом мире на свои места». Я искал, долго искал, а ответ пришел сам, видимо только тогда, когда я стал готов воспринять эту простую истину… и такую сложную, как сама жизнь. Сидя дома я по радио случайно услышал «Эбеновый концерт» Игоря Стравинского в исполнении Бенни Гудмена, дирижировал сам Стравинский. На следующий день я спросил руководителя оркестра, в котором тогда работал, а не попробовать ли и нам сыграть что-нибудь подобное…, он посмотрел на меня как на чокнутого… и тогда я решил, Бас надо играть настоящую музыку и ты будешь ее играть, как сможешь, но то, что ты понимаешь, любишь, ценишь. Я стал давать сольные концерты. Не сразу сложилось это звучание… видишь ли, очень трудно зарабатывать на жизнь, играя на потребу моде и выкраивать время, силы, на свое творчество…, практически невозможно, они взаимоисключают друг друга. Но что делать, что делать…, я понимаю, что не изменю ничего в этом мире, но, может быть, у кого-нибудь своей музыкой, посею тень сомнения в том, что этот мир справедлив…, надо играть настоящую музыку и, что для меня, то я не оправдываю и не прощаю…, никогда не прощу всю эту пошлость, бездарность, которая правит нами…, вот почему я говорю, что не только я раб, сын раба, а все мы рабы у этой… не знаю, как ее там зовут, ну ты понимаешь… о ком я. Это же должно когда-нибудь закончиться? А? Что скажешь, ведь ты знаешь ответ…