Михаил Афинянин - С отрога Геликона

За игру одной из таких нимф он принял и приблизившийся к нему вдруг запах оливковых цветов и ощущение на плече женской руки.

– Что они хотели от тебя? – спросила супруга Мегамеда, которая все это время провела в невероятном волнении, разрываясь мыслью между страданиями Эрато и догадками о целях визита фиванцев. Увидев ее, Феспий очень обрадовался.

– Мне нужно ехать в Кекропию, – с радостью ответил он.

– Я думала, ты ненавидишь этот город. Как надолго?

– Я должен обернуться как можно быстрее. Приплыву в бухту Креусы на корабле.

– Так что же им все-таки нужно?

– Оружие. Они хотят победить Орхомен.

– Послушай, Феспий. Я не хочу препятствовать твоим планам, но хочу чтобы ты знал: мне и девочкам ни Фивы, ни Орхомен не дороги, нам нужен ты, живой и здоровый. Когда ты едешь?

– Сейчас.

– Ты с ума сошёл! Ты ведь только что едва не умер!

– Но я уже отлично себя чувствую. Телеф сказал, что надо торопиться.

– Телеф сказал…, – обиделась Мегамеда и отвернула от мужа лицо. – Все его слушаешь. Хоть бы жену родную послушал…

– Мегамеда, ну что ты! – уговаривал ее Феспий. – Я ведь правда тебя люблю. Ну Телеф, ты ведь знаешь, никогда не ошибается.

– Знаю… А что будет, если затея фиванцев окажется неудачной?

– Я думал об этом. Корабль будет стоять в Креусе пока дело не разрешится.

– Два корабля, Феспий! У тебя только дочерей пятьдесят если ты еще помнишь.

– Хорошо, будет два.

– Ну вот, ты опять забыл о нас…

С этими словами Мегамеда направилась к дому, но Феспий догнал ее, обнял и развергул лицом к заходящему солнцу. Она была немного выше супруга, и ему, как всегда, пришлось тянуться к ее губам.

– Прощай, – сказала ему Мегамеда после поцелуя.

Некоторое время посмотрев на него, она развернулась и скрылась за дверью. Феспий заметил у нее зарождающиеся в уголках глаз морщины. Родинка на ее шее, которой он не мог налюбоваться, выросла и стала выпуклой. Телом супруга старела вместе с ним. Лишь их преданность друг другу не знала износа.

Взяв с собой факел, мешок денег, флягу с водой и ломоть хлеба, переодевшись в добротную, но грубо сшитую дорожную хламиду и помолившись у священных камней Эроту, Феспий направил свой путь к Киферону. Услышав еще до полной темноты пронесшегося всадника, Телеф спокойно уснул. Все его молитвы возымели желаемое действие – значит он продолжал быть угодным богам. Отправив Феспия в ночную дорогу, он не ошибся. Наутро в дом кекропийца постучался гонец от Эргина, но Менандр сообразил, в чем дело, и с привычной торговцу изворотливостью отговорился тем, что хозяин отбыл в дальнее путешествие не то в Фокиду, не то в Этолию.

Креонт и Амфитрион по дороге домой сошлись во мнении, что Феспий вел себя временами странно. Говорили они и о Телефе.

– А ты говорил, что он миниец! – говорил Амфитрион, намекая на услугу, которую оказал им прорицатель.

– Да как его понять, Амфитрион? Как он добыл эти луки? Ведь наверняка разболтал по всей округе.

– Думаю, – отвечал персеид, – он знает, что делает.

«Он-то знает, а с минийцем воевать нам,» – не переставал волноваться царь, но вслух своих сомнений он больше решил не высказывать. Пути назад все равно не было.

Глава 4.

Как сообщил из Орхомена фиванский соглядатай, выступление Эргина было намечено через семь дней, – настолько минийский царь был уверен в себе. Феспий же, напротив, возвратился очень быстро. Кекропийские корабли, нагруженные луками, стрелами и дротиками, стояли в Креусе уже после третьего восхода солнца. Так что в Фивах могли еще раз обдумать все детали. За день перед выступлением орхоменцы сменили все посты. После этого за дело взялись воины Амфитриона.

Только что обновленные посты были сняты царскими стражниками, причем так, что ни один пост не заметил исчезновение другого. В течение семи дней Промах подготовил ликерийский флот. Так он назвал десяток самых широких на озере лодок, которые перед захватом протоки должны были по нему плавать и создавать видимость рыбной ловли, а на деле их потихоньку нагружали камнями. Угорь исчез с фиванских рынков на несколько дней. Его скупали за счет казны, чтобы доверху нагрузить им три лодки. На всякий случай Промах припас для своего флота и свежепойманной рыбы.

Пока это творилось на озере, Геракл с Лаодамантом и другими молодыми воинами сняли оружие с ареевых алтарей. Они сделали это настолько быстро и организовано, что когда особо ярые ревнители опомнились, им противостоял уже большой вооруженный отряд. Круглые сутки работавшие мастерские заканчивали изготовление легких щитов. День перевалил уже далеко за середину, когда в Фивах все было готово, и Амфитрион начал вооружать народ. Люди, конечно, были сильно обеспокоены, но все подчинились и, как велели прорицатели, никто из города не уехал. Сын военачальника тем временем мог приступить к самому главному – овладению протокой. Усердно помолившись Зевсу и принеся жертву, он поскакал к озеру.

На берегу его встретил Промах.

– А боги, похоже, воюют за нас, – сказал он Гераклу, показывая ему влево.

Еще около полудня на до того чистом небе со стороны гор стали то и дело появляться белые облака. Теперь же вершина Парнаса уже была плотно ими окутана, а за ней виднелась черная, протянувшаяся вдоль всего горизонта полоса, сулившая и фиванской области, и владениям Феспия и его соседей, и Орхомену добрую бурю.

– Ничего удивительного, – продолжал Промах, – я приказал всем рыбакам помолиться так, как если бы речь шла об их собственных детях. Затем мы принесли в жертву козленка и принялись за дело.

– Скорее, Промах, надо отплывать. До того, как буря прийдет сюда, мы должны оказаться на месте.

Все шло как нельзя лучше. Буря означала сильный дождь, а значит разлив Копаиды должен был быть многократно усилен. Принесенные Кефисом с гор сосновые ветви могли только помочь фиванским рыбакам. Геракл пребывал в возбуждении, коего дотоле никогда не испытывал. Он едва мог усидеть на веслах, пока Промах говорил, что ему делать, чтобы их передвижения больше походили на рыбацкие.

– А у тебя там угорь? – спросил стражника юный герой.

– Ах, Геракл, смотрю я на это, и сердце кровью обливается, – Промах приподнял ткань, которой была накрыта лодка. – Неужели чтобы справиться с минийцем, нужно было непременно извести столько рыбы?

Геракл сморщился от увиденного. Рыбы действительно была целая гора. Часть ее была выловлена несколько дней назад, и уже изрядно воняла.

– Как бы там ни было, по мне это лучше, чем наших людей изводить. Вот скольких воинов мы положим – это меня куда больше заботит. И вообще, добьемся ли, чего хотели? Ведь если где-то что-то сорвется, нам всем конец. Не могу я как-то сейчас о рыбе думать.