Александр Дёмышев - Тихий океан… лишь называется тихим

– Ну что, кавалер, пригласишь на танец – или мне самой тебя пригласить?

Витька молчал в нерешительности, словно язык проглотил.

– Воды, что ли, в рот набрал? Уж и песня скоро кончится, – с этими словами Варя положила Витькину руку на свою стройную талию, а её нежная ручка легла на мальчишеское плечо.

Видно было, что до этого Витька никогда не танцевал вальс; он и понятия не имел, что нужно делать, и страшно смущался. К тому же, хоть первая филейская красавица не являлась, конечно, дылдой, но тринадцатилетний мальчуган из-за малого роста едва доставал макушкой ей до плеча. Варя вела Витьку в этом танце. И хоть осторожничала, но мальчишка умудрился наступить даме на ногу пару раз. Девушка сделала вид, что не заметила, а Витька покраснел, как рак. И тогда Варе, которая была старше мальчишки на целых пять лет, стало так его жалко! Она крепко обняла паренька, прижала к себе. Витькина щека упёрлась в нежную упругую девичью грудь. Словно шаровая молния запрыгала в голове мальчугана. Он хотел отстраниться, но не в силах был это сделать; словно прилип.

– Витька, эх, Витька, – бормотала Варя и, кажется, впервые она говорила с ним серьёзно. – Я ведь повестку получила, на фронт ухожу. Так давно заявление писала… ВСЕВОБУЧ и курсы снайперов окончила… А теперь и не знаю, смогу ли там…

Витькины мысли кружились где-то далеко в облаках, но до него всё же дошло, что нужно что-то ответить.

– Повезло вам, Варя, – промямлил паренёк, оторвавшись, наконец, от лакомого кусочка и глядя на девушку снизу вверх. – Я бы тоже на фронт пошёл, немцев бить.

Девушка недовольно сморщила носик:

– Терпеть не могу запах табака! Хоть бы ты курить бросил, Вить. Смотри, курить будешь – не вырастешь. И глаза у тебя вон какие голубые – как небо в погожий день. А если курить не бросишь – потемнеют!

С этими словами чмокнула красавица мальчишку в лоб. Весело рассмеялась и под звуки неожиданно заигравшей плясовую гармошки упорхнула к своим подружкам. Климук, возящийся с патефоном, проводил её взглядом. Варя заметила этот взгляд.

Выйдя из клуба в осенние сумерки, она увидела его. Большой, сильный, мужественный, со своей неизменной улыбочкой, он ждал её, именно её. Варя это сразу почувствовала.

– Позволит ли панночка до хаты сопроводить? – Климук, прикуривая, осветил довольное лицо, – Впрочем, если панночка не очень спешит, можем и прогуляться…

***

Бах! Бах! Ба-бах! Варя, зажав уши, что есть мочи вжималась в ледяную землю. Она старалась врасти в дно окопа, раствориться под землёй. Взрывы трясли блиндаж – и девушку трясло вместе с ним. Воздух вокруг, свистя, пронзали тысячи смертоносных осколков. Варина рука, протянувшись под шинель к внутреннему карману гимнастёрки, с трудом нащупала спрятанный бабушкин крестик. Мёрзлые комья падали и рядом, и на девушку. В нескольких метрах от неё стонал раненый; кажется, ему оказывали помощь. Никакая сила не заставила бы Варю в этот миг поднять голову.

Впервые оказалась она под немецкими бомбами, и трясло её не столько от взрывов, сколько от пронзившего всё её существо до кончиков пальцев дикого ужаса. Сумасшедшая бомбёжка длилась всё утро, потом интенсивность заметно спала, но Варя этого не заметила. Наконец где-то за полковым штабом ухнул последний взрыв, и над окопами повисла непривычная тишина. Вскоре стоны стали слышнее, звучали команды, топот ног, какая-то возня. Варя ещё вжималась в дно окопа, уткнувшись носом в заледеневшую глину, когда услышала над собой озорной юношеский голос:

– Вот и всё, а ты боялась, только юбочка помялась!

Подняв глаза, увидала пред собой молодого лейтенантика. Тот, усмехаясь, спросил:

– Недавно на фронте? Ничего, скоро привыкнете!

Он помог Варе подняться, стал отряхивать её, хлопая по шинели; слишком уж тщательно отряхивал девушку ниже спины. Ошалевшая от артобстрела Варя стояла как столб, хлопала длинными ресницами, разглядывая парня. Наконец, тот закончил и протянул ладонь:

– Лейтенант Заровнядный, – представился он и, улыбнувшись, добавил, – фамилие такое у меня – антересное. А имя – Евгений, для вас – Женя.

– Варвара, то есть Варя, – протянула она в ответ руку, зачем-то глупо добавив, – ефрейтор.

– Ну что ж, ефрейтор Варя, осваивайтесь, а меня труба зовёт, пора подвиг очередной совершить, – лейтенант рассмеялся, обнажив крепкие ровные зубы. – Земля круглая; может, свидимся!

Варя пробиралась по траншее, оглядывая раненых бойцов. Кто-то стонал, кто-то лежал без сознания. Но когда добралась до блиндажа командира роты, внутри всё оборвалось. Вокруг дымящихся руин суетились набежавшие солдаты, пытаясь вытащить из завала политрука. Изувеченное тело ротного лежало в сторонке с прикрытым фуражкой лицом. Вокруг валялось то, что осталось от блиндажа после прямого попадания снаряда: раскуроченные окровавленные брёвна, вперемешку с разодранными, истерзанными осколками телами – и всё это месиво пересыпано дымящейся землёй.

Варя тупо уставилась на какой-то предмет. Постепенно до неё дошло, что же она так внимательно рассматривает. Обрубок ноги! Он был довольно длинный, этот обрубок: ногу оторвало выше колена. Искромсанную плоть прикрывала штанина, но ни сапога, ни портянки не было. Варя долго смотрела на давно не стриженые ногти с чёрными полосками грязи и думала, что хозяину ноги должно быть стыдно за такие запущенные ногти. Потом вдруг спохватилась: «О чём это я?»

Пока она рассматривала обрубок, солдаты приносили тела убитых красноармейцев; не только из блиндажа – из других мест тоже. Их складывали рядом с погибшим командиром роты. Варя протиснулась меж стоящих с непокрытыми головами мужчин. Тут же, опираясь на плечо невысокого усатого солдата, стоял и вытащенный из завала политрук – он был цел, но сильно контужен. Варя взглянула вниз, на лежащие рядком безжизненные тела. Их было восемь, совсем молоденькие ребята. Дыхание стало частым, из глаз потекли слёзы, а пальцы правой руки вдруг сами сжались в щепотку и потянулись ко лбу, к животу, к плечу одному, затем к другому…

Дня через три вызвал Варю на разговор политрук. Долго и обстоятельно беседовал с ней за жизнь. Хорошие, добрые слова говорил. Варе эта душевная беседа нравилась. А потом политрук вдруг как бы невзначай поинтересовался:

– Ты ведь, наверное, из верующей семьи, Варя?

Девушка сразу насторожилась, немного помолчала, соображая – как лучше ответить.

– Ах, вот вы о чём! Да нет, вы неправильно поняли, – от волнения Варя часто дышала, груди под гимнастёркой подпрыгивали в такт дыханию. – Вы, наверное, заметили, как я там, у блиндажа перекрестилась? Ну, так это машинально, не нароком я.

– Ну-ну, – политрук улыбнулся, скользнув невольно взглядом по холмикам, что прятались за карманами гимнастёрки, попытался принять вид как можно более равнодушный. – Я это к тому, что негоже комсомолке религиозную пропаганду разводить… Но если ты это случайно, что ж…