Елена Семёнова - Обретение настоящего

Тут же раздают литературу с пугающими заголовками и «иконы». Иконы – на любой вкус. Хотите Талькова с нимбом, хотите Ивана Грозного, хотите Гоголя, хотите Петра…

– Скоро Москва провалится под землю! Старцы говорят! – шорох меж группы богомольцев.

«Истинно, истинно говорю вам: земля налетит на воздушную ось…» (1)

(1) К/ф «Собачье сердце»

И ведь верят они в то, что говорят! Не знаю как во Христа, но в старцев и в Царя Грядущего, который установит-таки на Святой Руси рай, избив предварительно всех вражин – со всей горячностью прежде комсомольских душ верят. Древняя и самая неистребимая ересь – хилиазм, сперва обратившаяся коммунистическим мифом, теперь легко трансформировалась в ожидание Царя Православного… Как древние иудеи ждали (и ждут) своего мессию – земного Царя, который поразит всех врагов, так и наши патриоты ждут своего Царя. И обрящут однажды… Одного и того же…

Худощавый поэт с остановившимися глазами читает свои стихи. Каждую строфу – словно молотом вколачивает.

Ряженые строятся в колонны. Впереди некто стучит в бубен с экстазом африканского шамана. Тронулись… Все – страшно довольны собой. Они монархисты! Они неустрашимы! Враги должны трепетать от одного их вида! Они им ещё покажут!

Дальше представление я смотреть не стала. К чему? Бессмысленное действо оторванных от реальности людей. Их Родина гибнет, их ближние стонут, взывая о помощи, дел – непочатый край, а люди озабочены тем, как нарядиться на митинг, что намалевать на флажке. Сосредоточенность на таких вещах является стопроцентным свидетельством неспособности ни к какому маломальскому делу и гарантией врагам стопроцентного же отсутствия угрозы.

Примерно в то же время было у меня ещё одно потрясение. Григорий Максимович объявил, что вместе со всей семьёй уезжает из России. В ту пору, когда трудились мы с ним в одной упряжке, эмиграция воспринималась мной не иначе как с осуждением. Со временем молодой радикализм ушёл, и теперь сердцем я не могу осудить уезжающих, понимая их. Но Григорий Максимович! Первейший патриот! Он-то как может?

– Я не хочу, чтобы мои дети росли в атмосфере этой дикой ненависти всех ко всем, этого хамства и бесстыдства!

Что ж, и я этого не хочу, но…

– Что такое Родина, в конце концов? То, где мы сейчас живём, давно не является в духовном смысле нашей Родиной. Нашу Родину уничтожили ещё в 17-м году. А здесь «место, где была наша Родина».

– Не надо цитировать подлеца.

– Пусть подлец! Но мысль-то точная. Нашу Родину мы храним в сердцах. И в этом смысле совершенно нет разницы, в какой точке мира жить и растить детей. Мы и там вырастим детей русскими. И с б о льшим успехом, чем здесь, потому что там не будет такой концентрации злобы и хамства.

– А как же «Нет, и не под чуждым небосводом, /И не под защитой чуждых крыл…» (1)?

(1) А.Ахматова

– А как же «Тоска по Родине – давно / Разоблачённая морока»(2)? Поймите! Речь не о бегстве, а об эвакуации!

(2) М. Цветаева

– По-моему, нас всё-таки к стенке ещё не ставят.

– Когда поставят, поздно будет. Ну, представьте. У вас загорелся дом. Отчий дом, к которому вы всей душой привязаны. Что вы станете делать? Наверное, сперва выведете ребёнка, вынесите самое дорогое. Сами, наконец, выбежите вон. И снаружи приступите к тушению. Возможно, потушите. А если нет, то, оставшись живой и спася самое дорогое, восстановите дом. Или нет? Предпочтёте сгореть вместе с домом?

В словах Григория Максимовича звучит несомненная логика. И я почти соглашаюсь с ней. Но что-то всё же противится.

– Нет, это неправильно всё-таки… Возьмите нашу первую эмиграцию. Они были, во всяком случае, более русскими, чем мы с вами. А что же их потомки? Многие и языка не помнят. Вы слышали хоть об одном русском гении среди эмигрантских потомков? Именно русских? Которые обогатили бы русскую культуру? Вы найдёте громадное число русских, внёсших вклад, скажем, в культуру французскую. Но это не было русским влиянием, а полная интеграция в чужую культуру. Но русских, таланты свои раскрывшие именно в русской культуре, вы не найдёте. А, вот, в России, будь она советией или эрэфией, найдёте. И не так мало, учитывая тотальное выбивание лучших сил нации на протяжении десятилетий. Почему так? Не потому ли, что нельзя быть вполне русским, не живя одной жизнью со своей страной, не страдая вместе с нею, а лишь наблюдая со стороны и храня память? Нет, людям зрелым, глубоко укоренённым, это может оказаться по плечу. Но не рождённым там. Можно любить Россию, знать её язык, историю, культуру, но вне живой связи с ней нельзя достаточно понять и прочувствовать её. Именно поэтому и нет среди потомков эмигрантов крупных явлений в области культуры. Они, в лучшем случае, лишь помнят Россию, но не живут её болью.

Не знаю, произвели ли мои слова впечатление на Григория Максимовича. Вскоре он уехал в Германию. Искренне желаю, чтобы надежды его оправдались. Я же постараюсь вырастить своего сына русским в России.

А здесь в глухом чаду пожара,

Остаток юности губя,

Мы ни единого удара

Не отклонили от себя… (3)

(3)(А. Ахматова)

Смута внешняя шла своим чередом, смута внутренняя нарастала – своим. Вот, ещё запись в дневнике тех дней: «Что я делаю не так? Я всего лишь хотела, чтобы Юра и Валька были благополучны, ни в чём не нуждались. И чтобы можно было помогать другим – иметь на это средства. Я хотела, чтобы всем было хорошо! А что же вышло? Сама я раздражена до предпоследней возможности. Муж избегает меня. Не то подозревает в чём, не то переживает из-за собственного положения (социальный статус мужа должен быть выше социального статуса жены?). Он подавлен, молчалив, часто уходит из дома, и я не имею понятия, где он, не нахожу себе места. Вчера он пришёл вечером, я не сдержалась, накричала… Я всего лишь до безумия волновалась, не случилось ли с ним что-то. А он не понял, воспринял мою отповедь, как неуместное проявление диктата, как выработавшуюся у меня на службе командную манеру, как желание подавить его, унижающее его достоинство. В итоге – очередная обида… Он всё больше отдаляется от меня. Именно тогда, когда так мне нужен. Все эти годы я никогда не показывала ему своей боли, своей печали, считая должным ободрять, поддерживать, заряжать оптимизмом, которого самой отчаянного не хватало. И всё в пустоту. Всё доброе, что выжимаю я из своей души – разбивается об его угрюмость. И я не знаю, как сделать так, чтобы он понял, как нужен мне, чтобы вернулся… Я не могу больше всё нести одна, я так устала… А он не понимает! Наша жизнь разваливается, и я не знаю, как остановить это. Господи, где я ошиблась? Что же я делаю не так?»

Обратно пропорционально домашним невзгодам, стремительно шла в гору моя карьера. Руководство канала решило доверить мне собственную передачу. Это была победа, но я не обрадовалась ей, почувствовав, что победа эта – пиррова. Слишком дорого стоил мне мой успех. И ведь добро бы за эту цену обретала я возможность делать что-то своё. Но кто же мне позволит? «Авторская программа» – это только называние. А на деле за кадром остаются несколько этажей, без санкции которых ничего в своей программе дать нельзя. Какой же смысл тогда? Деньги? Слава? Пустота…