Борис Романов - Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне маге

Калека с надеждой поднял глаза, правая рука его опустилась на желто-багровое страшноватое колено, и он слушал, что скажет Петр.

– Серебра и золота нет у меня. Но вижу, что нужно тебе иное, и что можешь ты принять мой дар. Что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи. Пётр сказал это громко, так что слышали все, не только мы, но и люди, стоявшие неподалеку у лавок менял и торговцев жертвенными животными. Многие оглянулись на ворота и прислушались. Давно здесь не слышали имя Назорея, но помнилио нём, – каждый свое. Калека по-прежнему сидел, только, – я видел, – багровое колено его мертвой убогой ноги задрожало, и рука на колене пыталась унять эту неожиданную дрожь. Пётр положил свою руку ему на голову, и дрожь усилилась. Теперь убогая нога уже вся и заметно для всех подрагивала, а желто-багровый цвет ее переходил на глазах в малиновый. Все кругом молчали, и это продолжалось с пол-минуты, очень, казалось, долго. Привлеченные замешательством на ступенях ворот подошли ещё люди, и торговцы вышли из галереи. Я подошёл поближе, чтобы видеть все. Бахрам что-то сказал мне и попытался дернуть за руку, но я отмахнулся и подошёл ещё ближе. Собиралась толпа. Пётр властным движением взял правую руку хромого, и поднял его на ноги, и сразу отпустил. И он не упал! Прихрамывая и подволакивая малиновую ногу, он сошёл со ступеней, и размахивая руками бестолково закружился на месте, поднимая дворовую пыль. Потом, воздев руки к небу, стал громко молиться. Толпа иудеев вокруг меня уже теснилась, было наверное несколько сот человек со всего двора, – они все тут знали хромого от рождения Хирама.

Я чувствовал ужас и изумление, охватившие людей, и сам был поражен не меньше других. Хирам оказался темпераментным мужиком, и подпрыгивал теперь на широких ступенях, и хлопал себя по ляжкам, и громко воздавал хвалу Господу, и взахлеб кричал что-то о Назорее, об Иисусе, и звал всех в Храм, молиться. Петр, Иоанн и он поднимались по четырнадцати ступеням в Красные ворота.

Изумленная толпа молча двинулась за ними, увлекая меня с собой.

Я краем глаза заметил ещё большую медную доску на стене у ворот со страшным предупреждением, которое относилось теперь лично ко мне. Я дернулся было, попытался развернуться в толпе, но куда там, – меня бы просто растоптали. Вот чего испугался Бахрам, и почему он пытался выдернуть меня из толпы! Судорожно накинул я на голову легкий капюшен своей летней накидки, и оказался вместе с иудеями по ту сторону высокой стены…

Толпа быстро миновала небольшой женский двор и вынесла меня на такие же широкие ступени следующих ворот, потом я узнал, что называли их Никаноровыми. Они были высокие и роскошные, покрытые полированными золотыми и серебряными пластинами и блестели на солнце как огромные фантастические зеркала. Я заметил ещё отполированные кедровые стены и колонны по бокам этих ворот, и мы были уже за ними, в следующем иудейском дворе.

Храм открылся здесь во всем своем ошёломляющем и грозном великолепии. Он виден был ещё через одну, теперь уже низкую ограду из розового мрамора. За ней был виден двор священников и огромное беломраморное основание самого Храма, и его колонны. Я заметил ещё одни ворота, ведущие во двор священников. Они были закрыты и сплошь украшены крупным золотым литьем в виде виноградных лоз. "Вот что скрывают иудеи от всех", мелькнула у меня мысль, и стало по-настоящему страшно. Я видел наши римские дворцы в Кесарии и в претории, и восхищался ими вместе со всеми, но здесь было другое: грозный Яхве иудеев и тысячи лет их истории застыли здесь. Рим и его веселые боги годились Ему здесь разве что в несмышленные внуки.

Между тем все устремились к одной из красивых кедрового дерева пристроек у внешней стены этого большого двора. Людей было уже несколько сот, а может и тысяча, и все прибывало. На меня никто не обращал внимания, и идти против толпы я все равно не мог, тут-то меня и заметили бы, точно. Все смотрели на Петра, Иоанна и Хирама, которые поднялись на ступени притвора. "Соломонов притвор, где Назорей проповедывал",– услышал я шепот в толпе. Я все же постарался замешкаться и оказался с краю толпы, ближе к Никаноровым воротам, и оглянулся на них, примериваясь к отступлению, если кто-то обратит на меня внимание. Но все уже слушали Петра, стоявшего на возвышении притвора. Он сказал:

– Мужи Израильские! Что дивитесь сему и что смотрите на нас, как будто мы своею силою или своим благочестием сделали то, что он ходит? Бог Авраама и Исаака и Иакова, Бог отцов наших, прославил Сына Своего Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись перед лицем Пилата, когда он предлагал освоболить Его. Но вы от Святого и Праведного отреклись, и просили даровать жизнь разбойнику, человеку убийце. А Начальника жизни убили. Но Бог воскресил Его из мертвых, чему мы свидетели.

Все молчали растерянно, так неожиданно и резко было обвинение Петра. А народу все прибывало, и уже гораздо более тысячи людей слушали его. Слышавшие только последние слова начали было переспрашивать и возмущаться грозным его обвинением. Наверное Пётр заметил это и сказал дальше:

– И ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего Хирама, которого вы видите и знаете, и вера, которая от Него, даровала ему исцеление сие пред всеми вами… Впрочем, я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали против Иисуса по неведению. Бог же, как провозвестил устами Своих пророков пострадать Христу, так и исполнил. Итак, покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши. Да придут времена отрады от лица Господа, и да пошлет Он предназначенного вам Иисуса Христа, Которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века. Моисей сказал отцам:"Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших Пророка, как Меня; слушайтесь Его во всем, что Он ни будет говорить вам; и будет, что всякая душа, которая не послушает Пророка Того, истребится из народа". И все пророки от Самуила и после него, сколько их не говорили, также предвозвестили дни сии. Вы сыны пророков и завета, который завещал Бог отцам вашим, говоря Аврааму: "И в семени твоем благославятся все племена земные". Бог, воскресив Сына Своего Иисуса, к вам первым послал Его благословить вас, отвращая каждого от злых дел ваших.

К концу речи Петра я заметил, что с другого от меня края толпы появились служители Храма и начальники храмовой стражи. Пора было тихо исчезнуть. И так я слушал уже давно со страхом, как на иголках, и в ноге появилась дрожь, и как бы не охрометь вместо этого Хирама, думал я. Тихо-тихо я отошёл к кедровой стене и двинулся к Никаноровым воротам, видя искоса, как пробиваются начальники стражи через толпу к Соломонову притвору. Я чувствовал себя сразу и святотатцем, оскорбившим чужого Бога, и предателем Петра и Иоанна, и чувствовал себя наверное так, как сам Пётр три месяца назад, в утро Страстной пятницы 14 нисана, когда он, испугавшись за свою жизнь, трижды отрекся от Учителя. Мне удалось тихо скользнуть в Никаноровы ворота и спуститься по их ступеням в женский двор, но тут я почти столкнулся с двумя дюжими иудейскими стражниками, быстро идущими на шум, доносившийся из мужского двора. "Что там происходит?", – спросил меня один из них на арамейском, и я ускорил шаг, – акцент сразу выдал бы меня. "Эй, ты что, глухой? И почему ты в накидке?", – спросил он.