Дэниел Шектер - Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает

А что же насчет памяти и семи ее грехов? Да, у нас нет достаточных доказательств, на которых можно с уверенностью построить утверждения об их эволюционных истоках, но некоторые уместные данные получены при исследовании гендерных различий. Одна эволюционная гипотеза о памяти отмечена в статье Басса и его коллег: женщины точнее помнят расположение объектов в пространстве, нежели мужчины. Канадские психологи Марион Илс и Ирвин Сильверман отметили, что археологические и палеонтологические данные, относящиеся к эпохе охотников и собирателей, одной из тех важных эпох, когда развивалась человеческая познавательная способность, предполагают, что мужчины главным образом охотились, а женщины занимались собирательством. Илс и Сильверман высказали гипотезу о том, что эти разные виды деятельности предъявляют разные требования к пространственному познанию и памяти: в частности, успешные собиратели должны найти пищу среди обилия растительности и запомнить места, куда можно прийти позже. Поэтому естественный отбор должен был способствовать развитию у женщин памяти на пространственное расположение объектов и сделать ее лучше, нежели у мужчин [378] Пространственная память у мужчин и женщин: гипотеза об охотниках и собирателях и связанные с ней экспериментальные данные: Eals – Silverman 1994, Silverman – Eals 1992. Дополнительные данные: McBurney et al. 1997. Данные об измененных условиях эксперимента, при которых гендерные различия не влияют на извлечение воспоминаний о местонахождении объектов: James – Kimura 1997. .

Илс и Сильверман проверили эту гипотезу. Они показали мужчинам и женщинам ряд трехмерных объектов: в одном эксперименте – на макете; в другом – разбросанными по столам в комнате. В обоих случаях женщины запоминали расположение предметов точнее мужчин. Но мужчины превосходили женщин в других пространственных задачах, в которых, по мнению Илс и Сильвермана, используются способности к ориентированию, необходимые для успешной охоты.

Некоторые дальнейшие исследования воспроизвели результаты Илс и Сильвермана, в других итоги были получены с различными оговорками и ограничениями. Вопрос о том, являются ли способности к пространственной памяти у женщин адаптацией, созданной естественным отбором ради собирательства, еще не решен. Тем не менее эти исследования показывают пример того, как можно сформулировать и проверить эволюционные гипотезы о происхождении памяти.

Сходные доказательства, намекающие на отбор по половым различиям в том, что касается способностей к пространственной памяти, получены из исследования, которое провел Дэвид Шерри, психолог из Университета Западного Онтарио [379]. Он изучал память у различных видов птиц, в том числе у буроголовых коровьих трупиалов. В брачный сезон самки трупиалов сносят одно яйцо в гнездо птиц другого вида, а остаток дня проводят в поисках других гнезд, куда могут отложить яйца в ближайшие дни. Самки должны помнить расположение гнезд: самцы им искать не помогают (у других видов коровьих трупиалов за гнездами «охотятся» оба вида).

В ранних исследованиях Шерри и другие показали: у птиц ключевую роль играет гиппокамп. Он позволяет им делать запасы и запоминать, где спрятана еда. Североамериканская ореховка осенью запасает до тридцати тысяч семян в пяти тысячах мест и собирает их только следующей весной. Надо сказать, она успешно справляется с этой внушающей страх задачей на извлечение воспоминаний. В целом, что вполне логично, у тех видов, которые запасают еду и позже достают ее из тайников, гиппокамп больше, чем у тех, которые этого не делают. Кроме того, после повреждения гиппокампа птицам, которые запасают пищу, очень трудно вспомнить, где они ее спрятали.

Если у птиц гиппокамп важен для пространственной памяти, рассуждал Шерри, тогда у самок буроголовых коровьих трупиалов он должен быть больше, чем у самцов, – как следствие того, что в ходе естественного отбора у самок, которым приходилось искать и запоминать места расположения гнезд, должны были развиться способности к ориентированию в пространстве. Измерения объема гиппокампа по отношению к общему размеру мозга это подтвердили: у самок буроголовых коровьих трупиалов гиппокамп сравнительно больше, чем у самцов, а у двух близкородственных видов, которые не откладывают яйца в чужие гнезда, таких различий между представителями разных полов не обнаружено.

Исследования способностей к ориентации в пространстве у других видов показали: вектор различий, возникающих по половому признаку, можно изменить, когда влияние селекции способствует развитию пространственного обучения у самцов. Стивен Голин из Питтсбургского университета наблюдал за грызунами двух родов: за самцами полигамной серой полевки, которые в период размножения расширяют ареал обитания, чтобы увеличить возможности для спаривания, и за самцами моногамной степной полевки, которая этого не делает [380]. Если расширяется ареал, значит, у полигамной серой полевки отбор должен направиться в сторону развития способностей к ориентации в пространстве. Когда Голин устроил обоим лабораторные испытания по обучению в лабиринте, он выяснил: в способности ориентироваться в пространстве самцы серой полевки превосходили самок, а у степных полевок никаких различий не было. И еще: гиппокамп у самцов серой полевки был массивнее, чем у самок, а вот у самцов и самок степных полевок различий в размерах гиппокампа не было.

Работы Голина, Шерри и их коллег полностью подтверждают идею о том, что некоторые особенности памяти – это адаптации, созданные естественным отбором. Я не знаю ни одного сопоставимого свидетельства, которое бы столь прямо говорило о происхождении семи грехов памяти. Еще в 1980-х гг. мы с Дэвидом Шерри написали статью, в которой утверждали, что некоторые свойства памяти – это адаптации, возникшие в ходе естественного отбора, а другие ее свойства – это экзаптации [381]. Мы пытались определить характеристики каждого. И в семи грехах памяти я придерживаюсь такого же подхода.

Наиболее вероятные кандидаты на звание адаптации – зацикленность и эфемерность. В той мере, в какой первая возникла как реакция на смертельно опасные ситуации, представляющие прямую угрозу выживанию, естественный отбор, несомненно, будет благосклонен к людям и животным, способным постоянно помнить о своем опыте. Эта способность кажется фундаментальной. И если она возникла как адаптация, то можно ожидать, что у многих видов появится нейронный механизм, предназначенный для сохранения долговременной памяти о смертельных угрозах. Ранее мы отмечали: присутствие определенной черты во многих культурах не обязательно означает, что она является адаптацией, но она указывает на характерный признак адаптации. Нейробиолог Джозеф Леду отметил, что амигдала и связанные с ней структуры участвуют в долговременной выработке рефлекса, связанного с чувством страха, у различных видов, включая людей, обезьян, кошек и крыс. Точно так же мы могли бы ожидать, что увидим связи между зацикленностью, амигдалой и возникновением смертельных угроз в различных культурах и социальных группах. Мне неизвестно о наличии каких-либо доказательств, которые непосредственно касаются этой проблемы, но межкультурные исследования, посвященные нейробиологическим и когнитивным аспектам зацикленности, – это многообещающий путь для будущих исследований. Помните и о том, что зацикленность, как обсуждалось в седьмой главе, – это итог идеально адаптированного взаимодействия амигдалы и гормонов стресса, которые модулируют формирование памяти – взаимозависимой системы, наводящей на мысль о ее сложном устройстве [382].