Аннака Харрис - Сознание. Все тайны разума – от растений до искусственного интеллекта

С таким большим количеством задействованных скрытых сил – от основных неврологических процессов, которые мы ранее исследовали, до бактериальных инфекций и паразитов, – трудно понять, как наше поведение, предпочтения и даже выбор могут быть под контролем нашей сознательной воли. Кажется, гораздо точнее сказать, что сознание здесь «за компанию» – смотрит шоу, а не создает или контролирует его. Теоретически мы можем зайти еще дальше и сказать: лишь немногие (если таковые вообще имеются) из наших действий нуждаются в сознании, чтобы быть осуществленными. Но на интуитивном уровне мы предполагаем, что, поскольку человеческие существа действуют определенным образом и обладают сознанием – и поскольку такие переживания, как страх, любовь и боль, ощущаются такими мощными мотиваторами, – наше поведение определяется их осознанием и в противном случае бы не имело места. Однако теперь очевидно, что многие виды поведения, которые мы обычно приписываем сознанию и которые рассматриваем как доказательство сознания, на самом деле могут существовать без сознания, по крайней мере, в теории. Это возвращает нас к нашим двум вопросам. Как именно сознательный опыт влияет на поведение? В каких конкретно ситуациях это точно происходит?

В ходе своих размышлений я наткнулась на то, что может быть интересным исключением: сознание, похоже, играет роль в поведении, когда мы думаем и говорим о тайне сознания . Когда я размышляю, «каково это» быть чем-то, этот опыт сознания, по-видимому, влияет на последующую обработку, происходящую в моем мозге. И почти ничего из того, что я думаю или говорю, созерцая сознание, не имело бы никакого смысла, происходя из системы без него. Как мог бессознательный робот (или философский зомби) созерцать сознательный опыт, не имея его изначально? Представьте на мгновение, что сам Дэвид Чалмерс – зомби, совершенно лишенный внутреннего опыта, а затем рассмотрите такие вещи, которые он описывает в своей книге «Сознающий ум», когда объясняет концепцию зомби:

Поскольку у моего близнеца-зомби нет опыта, он находится в совершенно другой эпистемологической ситуации от меня, а в его суждениях отсутствует соответствующее обоснование… Я знаю , что я в сознании, и знания основаны исключительно на моем непосредственном опыте… С точки зрения первого лица, мой близнец-зомби и я очень разные: у меня есть опыт, а у него нет [30] Дэвид Чалмерс, «Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории», 198–99. Перевод на русский язык, издательство Либроком, 2018. .

Я не понимаю, как система, которая не обладает сознанием, когда-либо имела бы причину для порождения таких мыслей, не говоря уже о том, как интеллектуальная система сможет понять их. Без наличия опыта в сознании нет никакого различия , на которое мог бы ссылаться зомби Чалмерса. Объяснение Чалмерсом того, как зомби все еще мыслит в теории, состоит в том, что язык и концепции сознания могут быть встроены в программу зомби. Робота, безусловно, можно запрограммировать так, чтобы он описывал конкретные процессы, такие как «видение желтого», когда он обнаруживает определенные длины волн света, или даже говорил о «чувстве злости» в определенных обстоятельствах, фактически не осознавая и не чувствуя ничего. Но кажется невозможным, чтобы система обнаружила различие между сознательным и бессознательным опытом в целом, не имея фактического сознательного опыта в качестве ориентира. Когда я говорю о тайне сознания – имея в виду что-то, что я могу различить, удивиться и приписывать (или не приписывать) другим сущностям, – мне кажется крайне маловероятным, что я бы делала это, не говоря уже о том, чтобы посвятить этому так много времени, не чувствуя опыта, на который я ссылаюсь (потому что в качественном опыте вся суть, и без него я не могу ничего о нем знать). И когда я обдумываю эти идеи в своем уме, тот факт, что мои мысли связаны с сознательным опытом , предполагает, что существует своего рода обратная связь и что сознание влияет на работу моего мозга. В конце концов, мой мозг может думать о сознании только после его переживания (можно было бы предположить).

Однако кроме одной этой воронки, в которую я часто попадаю, большинство наших предчувствий о том, что считается свидетельством сознания, влияющего на систему, не выдерживают тщательной проверки. Поэтому мы должны пересмотреть предположения о роли, которую сознание играет в поведении, поскольку эти предположения естественным образом приводят к выводам, которые мы делаем о том, что такое сознание и что вызывает его возникновение в природе. Все, что мы надеемся раскрыть с помощью исследований сознания – от установления, находится ли данный человек в сознательном состоянии, до точного определения того, где в эволюции жизни впервые возникло сознание, до понимания точного физического процесса, порождающего сознательный опыт, – информируется нашей интуицией о функционировании сознания.

Когда мы говорим о сознании, мы обычно имеем в виду «я», которое является субъектом всего, что мы испытываем, – кажется, все, что мы осознаем, происходит с этим «я» или вокруг него. Мы обладаем тем, что чувствуется как единый опыт, с событиями в мире, которые разворачиваются перед нами интегрированным образом. Но, как мы видели, за это отчасти ответственны процессы сращивания, давая нам иллюзию того, что физические явления полностью синхронизированы с нашим сознательным переживанием их в настоящий момент. Сращивание также помогает закрепить другие перцепции во времени и пространстве, такие как цвет, форма и текстура объекта, – все они обрабатываются мозгом по отдельности и сливаются друг с другом, прежде чем прийти в наше сознание как целое. Иногда процессы сращивания прерываются из-за неврологического заболевания или травмы, оставляя страдальца в запутанном мире, где зрительные образы и звуки больше не синхронизованы (дизъюнктивная агнозия) или знакомые объекты видны по их частям, но не распознаются как целое (визуальная агнозия).

Даже со здоровым мозгом мы иногда можем уловить небольшие сбои в сращивании, проливающие свет на иллюзию, которую он обычно создает для нас. Несколько месяцев назад я пошла за стаканом воды посреди ночи, когда услышала громкий грохот снаружи. По какой-то причине, возможно, из-за того, что я была в полусне, я испытала этот момент необычным образом: я испытала реакцию испуга своего тела, прежде чем услышала звук удара. На короткое мгновение я почувствовала, что реагирую на что-то, чего «я» еще не услышало.